– Разрешите войти? Матрос Глазов...
– Проходи. Садись. Сразу тебе скажу: мы оба не имеем никакого отношения к твоему начальству, и каждое твое слово не покинет пределов этого помещения. Но и ты обязуешься никогда ни с кем не говорить о нашей беседе. Ясно?
– Так точно!
– Послушай... Как тебя зовут?
– Макс...им.
– Значит, Максим, – журналист придвинулся на стуле почти вплотную и в упор смотрел в глаза матроса, – постарайся не просто отвечать на вопросы, а мысленно вспомни свое состояние, о чем ты подумал, что тебе показалось. Я вижу, ты умный парень, и знаешь, что такое ассоциативный ряд. – Матрос не очень уверенно кивнул. – Меня интересуют твои ощущения, которые на первый взгляд совсем не относятся к делу. Ну, например, смотришь ты, как на причале друзья в футбол играют, а думаешь не о голе или пасе, а о своей девушке в ду€ше. Скажи мне об этом! И мы вместе быстро выясним, что это именно футбольный мяч напомнил тебе ее упругую круглую попку.
Матрос смотрел на Талеева, как на волшебника.
Сергей с интересом прислушивался к разговору. «Недаром, Гера, ты такой классный журналист. Знаток человеческой психологии. А как убеждает, а? Даже я вспомнил... Хотя это неважно».
– Кто мимо тебя ночью спускался по трапу на причал?
– Ну, много народу. Механик наш, помощник дежурного...
Талеев понял, что вопрос надо конкретизировать.
– Вспомни тех, кто не относится к личному составу вашего экипажа.
– Только двое, – уверенно ответил матрос.
– Точно двое? Не трое...
– Да. Двое. Я хорошо запомнил.
– Они были не ваши?
– Нет.
– А разве ты имеешь право пропускать чужих?
Максим на секунду замялся:
– Так они же не на корабль шли, а уходили. И не чужие вовсе.