Страшный рассказ

22
18
20
22
24
26
28
30

Разбитые губы вспыхнули огнем и почти сразу онемели. Юрий прислушался к своим ощущениям. Все тело ныло, как больной зуб, особенно бока, но выпитая на голодный желудок водка начала действовать, боль понемногу утихала, растворяясь в мягкой алкогольной эйфории, и для закрепления эффекта Юрий сделал еще пару глотков. Вернув бутылку на место, он нашел ножницы и подошел к зеркалу.

Большое, почти во весь рост, зеркало, в незапамятные времена вмонтированное строителями в дверь кухни, было чуть постарше Юрия. За долгие годы его поверхность потускнела и затуманилась, тут и там на ней виднелись пятнышки присохшей краски и пузырьки отставшей амальгамы. Тем не менее Юрий видел в нем свое лицо во всех подробностях, и подробности эти были неутешительны. С такими подробностями, пожалуй, ему предстояло провести ближайшие неделю-полторы взаперти, избегая показываться людям на глаза. «Правильно, — подумал он, изучая полученные в неравном и, главное, совершенно ненужном сражении с омоновцами повреждения, — сам виноват. Сопротивление оказывал? Оказывал. Свидетели были? Сколько угодно. Вот ребята и не стали стесняться, и жаловаться вам, Юрий Алексеевич, не на кого, кроме семьи и школы, которые воспитали из вас законченного болвана».

Он покрутил в руках катушку пластыря, прикидывая, куда бы его налепить, а потом решил не тратить время попусту — само как-нибудь засохнет. Впервой, что ли? Кости, слава богу, целы, а парочка синяков и ссадин — ерунда на постном масле. Приклеить пластырь — не фокус, но ведь потом его еще придется отдирать…

Он вернулся к холодильнику, убрал пластырь в аптечку и немного постоял, разглядывая стоявшую на нижней полке бутылку с универсальным лекарством от всех скорбей. В голове у него уже слегка шумело, и Юрий решил пока что воздержаться: сначала надо принять душ.

Ворочаясь под вялыми, отдающими хлоркой струйками, он заново переживал недавнее происшествие, время от времени скрипя зубами и даже мыча от стыда и неловкости. «Опять, — думал он, осторожно намыливая ноющие, покрытые синяками бока. Опять что-нибудь да случается. Мне что, перестать из дома выходить? Всего-то и хотел, что помыть машину, а что в итоге? Черт с ними, с деньгами, и синяки тоже сойдут, но где, спрашивается, мне теперь искать ту самую машину, которую я, идиот, вымыл снаружи и внутри и даже заправил под завязку? Сделал кому-то подарочек…»

Он вылез из душа, натянул старые тренировочные брюки и, вытирая голову, прошел в комнату, где на верхней полке шкафа у него хранился запас сигарет. На макушке прощупывались многочисленные шишки, из-за которых голова казалась бугристой, как выросшая на торфянике картофелина. Задержавшись перед зеркалом, Юрий немного пошмыгал разбитым носом. Было больно, но не так, чтобы очень; судя по всему, нос выдержал, не сломался, и вообще на этот раз Юрию, кажется, удалось отделаться ушибами. Ну и возмещением материального ущерба, разумеется не говоря уже о штрафе за нарушение общественного порядка и сумме, которую он вручил капитану милиции, составлявшему протокол…

К счастью, заявлений с просьбой возбудить против него уголовное дело ни от кого не поступило. Длинноволосый Отелло ухитрился слинять с места происшествия, пока Юрия метелили омоновцы, а бутик, который, понятное дело, слинять не мог, удовлетворился деньгами за разбитую витрину. В целом все более или менее обошлось, вот только машины жаль.

Юрий добрел до шкафа, взял сигареты, прошел, по-стариковски волоча ноги, к окну и открыл форточку. На улице светило солнце; снаружи, перекрывая чириканье воробьев, доносилось шарканье метлы и привычное ворчание дворничихи тети Кати. Юрий сунул в зубы сигарету и прикурил, слегка поморщившись при виде характерных ссадин на костяшках пальцев. То обстоятельство, что длинноволосый Саша сумел убраться от греха подальше после столь сокрушительного удара, говорило в его пользу: Юрий всегда относился с уважением к людям, которые умели держать удар. Даже если они, эти люди, пытались проломить ему голову кирпичом, подкравшись со спины…

«Психопат, — снова подумал Юрий, с кряхтением опускаясь в кресло и придвигая поближе пепельницу. — Наверное, из тех творческих натур, которые мнят себя пупом Вселенной и очень удивляются, обнаружив, что с ними кто-то не согласен. Да и я не лучше, если разобраться. Сто раз убеждался, что в чужие дела лучше не соваться, особенно с кулаками, и все равно каждый раз лезу на рожон. Права Лидочка, жениться мне надо. Чтобы все время кто-то был рядом, контролировал, дергал за рукав, не давал встревать в разные истории… Нет, правда. Что такое брак, семья? Это, товарищ старший лейтенант запаса, в первую очередь ответственность, а ответственность — это как раз то, чего мне давно не хватает. Зная, что тебя дома ждут, скучают, волнуются, не больно-то полезешь лбом орехи щелкать, даже если кто-то будет тебя очень об этом просить. Да, жениться надо. Правда, не на ком. А если быть до конца честным, то и не хочется. На кой ляд, спрашивается, мне эта женитьба? Стар я уже для таких штучек, да и жилплощадь не позволяет. Куда, спрашивается, я жену приведу? А менять квартиру не хочется. Чего ради? Я здесь жизнь прожил, между прочим…»

Он представил, как приводит в свою однокомнатную хрущевку молодую жену, и сразу же стало ясно, что это ни в какие ворота не лезет. Ей, жене, здесь даже чемодан будет поставить некуда.

Тут Юрий поймал себя на том, что в роли молодой жены представляет почему-то свою вчерашнюю пассажирку, из-за которой, собственно, и попал в очередную историю, и очень удивился: внешность у девицы была, конечно, яркая, запоминающаяся, но как личность она Юрию скорее не понравилась. Этакая комнатная собачонка, готовая лизать ноги, которые ее пинают, если эти ноги принадлежат хозяину, и кусать руки, если руки эти чужие… Конечно, верность — хорошее качество, но Юрию казалось, что люди должны подразумевать под этим нечто другое. В конце концов, помимо верности, существуют еще и чувство собственного достоинства, и здравый смысл, будь он неладен…

Филатов усмехнулся: уж кому-кому, а ему по поводу здравого смысла лучше помалкивать. Впрочем, он и помалкивал, благо распространяться ему было не перед кем.

Он вспомнил, как, сидя в кутузке, вопреки упомянутому здравому смыслу все время ждал, что вот-вот все разъяснится, его с извинениями выпустят из узилища, а за дверью его встретит вчерашняя девушка — та самая, за которую он заступился. Однако никто не пришел к нему на выручку, и, проснувшись на нарах, он окончательно понял, что дважды свалял дурака: первый раз, когда по собственному почину полез в драку, и второй — когда думал, что кто-то скажет ему за это спасибо.

Он подумал, что надо бы чего-нибудь поесть, но мысль о еде вызвала отвращение — то ли настроение было не то, то ли ребята в сером камуфляже что-то ему отбили. «Отбили, ага, — подумал Юрий, проталкивая в рот фарфорового окуня окурок и немедленно закуривая очередную сигарету. — Аппетит отбили начисто, а еще — охоту выходить из квартиры…»

Шарканье метлы за окном прекратилось — видно, тетя Катя перекочевала в дальний конец своего участка, а может, и выполнила дневную норму. Пожалуй, верно было последнее — часы показывали четверть первого, а к этому времени дворники, как правило, успевают управиться со своими делами. Юрий зевнул, скривившись от боли в разбитых губах. Выспался он очень относительно — на нарах не очень-то разоспишься, — да и выпитая полчаса назад на голодный желудок водка убаюкивала, мягко пригревая изнутри. «Докурю и завалюсь, — решил Юрий. — Все равно день коту под хвост.

И вообще, сон — лучшее лекарство, это кто-то очень верно подметил…»

За окном проехала какая-то машина. Звук двигателя показался Филатову знакомым, но он не обратил на это внимания. Когда всю жизнь живешь на одном месте, поневоле запоминаешь и начинаешь безошибочно различать тысячи мелких, абсолютно ненужных тебе деталей: голоса соседских ребятишек и даже собак, звуки автомобильных движков, скрип дверей, шаги на лестнице, смех под окном…

Сигарета опять догорела до самого фильтра. В каталажке курить не давали, и теперь Юрий никак не мог накуриться всласть. Он потушил бычок в пепельнице, подумал, не выкурить ли еще одну, но решил, что хватит — хорошего понемножку. «Глотнуть, что ли, на сон грядущий?» — подумал он, но тащиться на кухню было лень. Юрий встал, намереваясь переместиться из кресла на диван, и тут в дверь позвонили.

— А, чтоб тебя, — беззлобно выругался Юрий. — Кого там черт несет?

Он подозревал, что это снова Веригин, углядевший в окно, как Юрий подъехал к дому на такси. Серегу опять вышибли с работы — как всегда, за пьянку на рабочем месте, — и теперь, когда Людмила Веригина уходила на службу, Серега пользовался полной свободой. Считалось, что он с утра до вечера ищет работу, но на самом деле в это никто не верил, даже его жена.