— Что ты расселся? — энергично распиливая ребром вилки магазинную котлету, спросила Ольга. — Наливай, наливай, бог троицу любит! На почту я не заезжала, времени было в обрез. Просто к нам домой заходил человек из издательства. Он хотел заключить с тобой договор, обсудить гонорар и попросить сделать какие-то там сокращения, что ли…
— Что?! — на этот раз Дымов не просто вздрогнул, а подпрыгнул, и водка широкой струей плеснула из горлышка бутылки мимо рюмки, в блюдо с бутербродами. — Из какого издательства? Из какого к черту издательства?! Он что, пришел прямо к нам домой? Зачем ты его впустила?! Я же нигде не указывал наш адрес! Я даже подписался псевдонимом!
— Я так и думала, — сказала Ольга, разглядывая его с каким-то странным любопытством. — Видишь ли, этот человек такой же издатель, как я — водопроводчик. При нем не было никаких документов, зато под курткой он носит пистолет. И еще одно. Помнишь, мне звонила Стрешнева, рассказывала, что какой-то странный тип интересовался Воронихиной? Так вот, судя по ее описанию, это тот самый человек, и ищет он уже не Воронихину, а тебя.
Чувствуя, что совершенно не владеет лицом, Дымов проглотил засевший в горле тугой комок и хрипло произнес:
— Чепуха какая-то.
— Правда? Это все, что ты можешь сказать? Тогда наливай.
Горлышко бутылки выбило звонкую барабанную дробь о край рюмки. Ольга усмехнулась, услышав этот звук, и от ее улыбки Дымову стало совсем худо. Наливая себе, он совладал со своей рукой — ну, или почти совладал. Они выпили. Александр, не глядя, сунул что-то в рот и начал жевать, не ощущая вкуса, не понимая, что жует и, главное, зачем.
Ольга, напротив, ела с видимым аппетитом и даже с жадностью — не то проголодалась, не то пыталась заправиться впрок в преддверии неизвестных катаклизмов.
— Ну, — сказала она наконец, откинувшись на спинку стула и — немыслимое дело! — ковыряя в зубах ногтем. Ногти у нее в силу профессиональной необходимости были короткие, но очень чистые и аккуратные. — Ну что ты молчишь? Понимаешь ведь, что говорить придется. Можешь не стесняться, подробности твоего адюльтера с этой курочкой Воронихиной известны мне до мелочей. Я наблюдала за развитием вашего романа с самого первого дня. В конце концов, ведь это я вас познакомила. Думаешь, это вышло случайно? Нет, мой милый, в таких делах случайностей нет. Да ты не бледней, я же не в претензии. Мужчины все одинаковы, им нужны новые впечатления. Заметь, не лучшие или худшие, а просто новые… А в случае с Воронихиной вы оба были у меня под присмотром, что исключало всякие глупости наподобие развода, пылкой любви, внезапной беременности и тому подобного бреда. Ну что ты уставился на меня, как будто впервые видишь? Ты ожидал скандала? Напрасно. Никакого скандала не будет. Погулял, спустил пар и вернулся к домашнему очагу… Из-за чего же тут скандалить?
Дымов был настолько потрясен ее спокойным, деловитым тоном, что на время даже забыл о своих проблемах.
— Ты… — выдавил он с трудом. — Как ты можешь? Как ты можешь так говорить?
— А как? — с холодным любопытством спросила Ольга. — Как я должна об этом говорить? Ломать руки, посыпать голову пеплом? Еще чего! Баб на свете миллионы, а семья одна.
— Выходит, ты нас нарочно свела? Как… как собак?
— Ну, если тебя устраивает такое сравнение… В общем, да.
— Да? Да?! — Дымов был в бешенстве, которого сам от себя не ожидал. — Я тебе кто — муж или домашнее животное? Я человек или канарейка?!
— А ты как думаешь? — лениво спросила Ольга. Она достала сигареты, закурила. — Человек, Сашенька, — это звучит гордо. Такое высокое звание заслужить надо. Чего же ты хотел? Всю жизнь прячешься у меня под юбкой, как дитя малое, а в знак благодарности трахаешься прямо у меня перед носом с моей медсестрой… Ну, и кто ты после этого — человек? Не расстраивайся, любимый, мужики нынче все такие, только не у всех баб хватает ума это понять и сделать правильные выводы.
Владевшее Александром бешенство вдруг исчезло, уступив место тупой тоскливой покорности.
— И что теперь? — спросил он, глядя в стол.
— Да ничего особенного, — пожав плечами, ответила Ольга. — По крайней мере, с моей стороны можешь не ждать никаких катаклизмов. Уж если мы договорились, что ты — мое движимое имущество, можешь не волноваться: я тебя не брошу и в обиду не дам.
— Я не твое имущество, — с нажимом процедил Дымов.