— Ну как же! — обрадовалась почтальонша. — Да конечно же, знаю! Как же не знать, когда он у нас ящик абонирует! Один на все почтовое отделение, — добавила она сердито, указывая на стоявшую в углу секцию абонентских ящиков. — Вон, понаставили… Чудит начальство! Кому они тут нужны, эти ящики? Деньги им девать некуда, вот что я вам скажу.
— Это точно, — поддакнул Дмитрий. — Лучше бы зарплату вовремя выдавали, а то ящики какие-то… Так что Дымов?
— А что Дымов? — пожала плечами тетка. — Заезжает иногда, почту забирает. Машина у него такая приметная, оранжевая. Жена его, та на синей ездит, на иностранной. Богато живут. Непонятно даже, зачем им дача в наших местах. Получше, что ли, не нашли?
— А где у них дача? — пошел напролом Светлов. — Понимаете, нам бы его найти поскорее. Родственник, который его ищет, сейчас в Москве. Через три дня уезжает, вот какая незадача.
— Рада бы помочь, да не знаю я. Я ведь приезжая, с Кавказа беженка. Это у местных надо спросить. Вон, алкаши тутошние возле магазина пиво пьют, и товарищ ваш с ними. — Она кивнула на окно, за которым виднелась площадь и угол магазина. О, и Степаныч уже тут как тут!
— Степаныч — это кто?
— Степаныч-то? Ну как же! Власть местная. Мэром себя величает. И смех и грех, ей-богу! Мэр…
Светлов выглянул в окно и увидел какого-то пузатого коротышку в мятом костюме и полосатом галстуке, который присоединился к разговору на крыльце магазина и теперь, энергично размахивая руками и трепеща жеваными полами пиджака, что-то горячо и напористо втолковывал Филатову. Филатов смотрел на него сверху вниз со знакомым Дмитрию полупрезрительным выражением, обычно предшествовавшим у него рукоприкладству. Нужно было срочно спасать местного мэра, который не знал, с кем связался. К тому же почтальонша уже сказала все, что знала, и пытать ее дальше не имело смысла.
Торопливо распрощавшись со своей собеседницей, Светлов вышел на площадь и сразу же окунулся в атмосферу бушевавшего здесь скандала.
— Я не позволю! — размахивая руками перед носом у Филатова, кричал так называемый мэр. — Что это еще за самоуправство?! Это еще проверить надо, какие вы корреспонденты! Кто давал разрешение на съемку?!
— Самоуправство?! — ревел Филатов, пропустивший вполне законные вопросы главы местной администрации мимо ушей. — Это, по-вашему, самоуправство?! А давать разрешение на строительство в природоохранной зоне — это не самоуправство? А препятствовать представителям прессы общаться с населением — не самоуправство?! А взятки брать — не самоуправство?! Не хотите разговаривать с нами — будете говорить в прокуратуре!
Аборигены, которых за время отсутствия Светлова стало заметно больше, наблюдали за развитием скандала с боязливым любопытством. Некоторые потягивали пиво, отдавая должное угощению «столичного корреспондента». Дмитрий не без труда протолкался к центру толковища, расчехлил фотоаппарат и сфотографировал господина мэра во всей красе — багрового, растрепанного, раздутого от злости, как вытащенная на поверхность глубоководная рыба.
— Прекратите съемку! — взвизгнул тот, запоздало заслоняясь ладонью. — Я запрещаю! Вы меня прокуратурой не пугайте! А за клевету ответите. Вас самих сажать надо!
«Золотые твои слова», — подумал Дмитрий. Он не понимал, что здесь происходит, но видел, что дело зашло уже очень далеко. Непонятно было также, зачем вся эта катавасия понадобилась Филатову.
— Там разберутся, кого сажать, а кого не сажать! — запальчиво возразил Филатов. — Скажите лучше, сколько Дымов сунул вам на лапу за липовое разрешение на строительство?
«Обалдел он, что ли? — удивился Светлов. — Какое еще строительство?»
— Какой еще Дымов? — опешил мэр.
Дмитрию показалось, что коротышка с явным облегчением перевел дух.
— Он еще спрашивает, какой Дымов! — продолжал бушевать Филатов. — Тот самый, который с вашего попустительства строит себе четырехэтажный особняк в природоохранной зоне! Думает, если он писатель, ему все можно!
— Ах, писатель, — протянул коротышка, успокаиваясь прямо на глазах. — Так бы сразу и говорили. Ох уж эта пресса! Вечно они все перепутают, вечно раздуют скандал на пустом месте.