Его вой оборвался, когда тракторист коротко, точно и очень сильно ударил его монтировкой по затылку. Даллас хрюкнул и упал на колени, видя, как на желто-серой пыльной дороге одна за другой возникают темные точки. «Это кровь, – понял он. – У меня идет кровь, этот болван голову мне разбил...» Боли не было – он просто не чувствовал правой руки и затылка, как будто их накачали новокаином, а может быть, и вовсе удалили, ампутировали. Даллас хотел поднять голову, чтобы посмотреть, что там делает этот сумасшедший, но еще один удар бросил его лицом вниз на дорогу. Острый кусок щебенки пробил ему глазное яблоко, но Даллас этого уже не почувствовал.
Тракторист ударил его еще восемь или десять раз, превратив голову музыкального продюсера и шоумена Артюхова в кровавое месиво, а затем, тяжело дыша, неся в опущенной руке монтировку, с которой на дорогу обильно капала густая кровь, неторопливо двинулся к машине, в которой, обмерев от ужаса, даже не пытаясь бежать или звать на помощь, сидела жена Далласа Лена Зверева.
Покончив с делами, человек в выгоревшей рабочей куртке и замасленной кепке выключил наконец музыку, которая бренчала и дребезжала в салоне. «Кадиллака» на протяжении всей процедуры, собрал кое-какое барахло, побросал его в черный полиэтиленовый пакет, выпрямился и отступил на шаг.
«Кадиллак» с распахнутыми настежь передними дверцами сиротливо торчал посреди дороги. Теперь, когда стихла музыка, стало слышно деловое, басовитое жужжание мух, которые, бросив навоз, слетелись на новое, более вкусное угощение. Под длинным кремовым капотом мерно тикал остывающий движок; то, что лежало в салоне, тоже потихоньку остывало. Убийца бросил на жертву последний равнодушный взгляд, небрежно вытер окровавленную монтировку полой своей рабочей куртки и бросил тяжелый стальной прут на дорогу. Монтировка глухо лязгнула, ударившись о щебень; убийца повернулся к машине спиной, поправил под мышкой пакет и зашагал прочь, по дороге равнодушно перешагнув через распластанное в пыли тело Далласа. Испачканная кровью ковбойская шляпа подвернулась ему под ноги; убийца мимоходом подфутболил ее, шляпа взлетела в воздух, полетела по широкой плавной дуге, боком приземлилась в поле, прокатилась с полметра и устало легла в борозде.
Свернув с дороги, убийца зашагал напрямик через пашню, вздымая облачка пыли растоптанными рыжими кирзовыми сапогами. Достав из кармана сигареты – не те, что курил на дороге, а другие, хорошие, – он ловко прикурил на ходу. Где-то высоко над его головой, в безоблачном синем небе, заливался трелями жаворонок. Задрав голову, щурясь от солнца, убийца отыскал в бездонной синеве крошечную черную точку, прицелился в нее указательным пальцем и тихонько сказал: «Бах!» Затем, потеряв к невредимому жаворонку всяческий интерес, убийца двинулся своей дорогой, держа курс на видневшееся в отдалении облачко пыльной зелени. Приблизившись к кустам вплотную, он оказался на краю неглубокого овражка, густо заросшего бузиной, крапивой, лопухами и еще какой-то дрянью. Убийца раздвинул кусты и стал спускаться на дно оврага, почти бесшумно скользя в густой путанице ветвей. Пятна тени и света играли на его бесстрастном смуглом лице и на плечах забрызганной красным рабочей куртки. В прохладной сырой тени тонко жужжали комары; снизу сквозь плотную завесу листьев доносилось негромкое журчание ручья.
Убийца перешел ручей вброд и остановился по колено в сочных раскидистых лопухах, утирая вспотевший лоб кепкой. Потом, будто спохватившись, бросил кепку на землю, аккуратно положил рядом пакет, вернулся к ручью и тщательно ополоснул лицо, руки и шею. К мокрой коже назойливо липла мошкара; убийца закурил новую сигарету, поискал глазами вокруг и, наклонившись, выволок из кустов еще одно тело. Теперь перед ним в лопухах лежал явно похожий на него мужчина – такой же загорелый, костлявый, небритый, с прилипшими ко лбу жидкими прядями спутанных и редких рыжеватых волос. На убитом были замасленные рабочие штаны и линялая клетчатая рубашка, распахнутый ворот которой позволял видеть на худой жилистой шее отчетливые черно-синие отпечатки чьих-то сильных пальцев. Убийца хмыкнул, увидев эти отпечатки, стащил с себя куртку и ловко натянул ее на покойника.
– Владей, братан, – негромко сказал он, – нам чужого не надо. Все на месте, даже сигареты. Правда, одну я выкурил. – Слушай, как ты курил это дерьмо? Им же только тараканов травить...
Говоря, он вытащил из кармана моток прочного нейлонового шнура, в меру грязного и затасканного, чтобы сойти за имущество убитого тракториста, перочинным ножом отхватил от него кусок нужной длины, бросил остаток в траву и несколькими точными движениями соорудил скользящую петлю. Выбрав над головой сук попрочнее, он привязал к нему конец шнура, поднял мертвеца и накинул петлю ему на шею. Затем убийца отпустил тело; веревка натянулась, сук выгнулся, но не сломался, выдержал. Тело несколько раз качнулось на пружинящем суку и повисло неподвижно, подогнув под себя ноги и свесив голову на бок. Безжизненно повисшие вдоль тела руки были черны от въевшегося машинного масла, от мертвеца ощутимо попахивало соляркой и водочным перегаром. Носком сапога убийца выкатил из лопухов и подтолкнул поближе к повешенному пустую бутылку из-под водки. Оглядев дело рук своих, он удовлетворенно кивнул. Внешне все выглядело очень просто: напившийся паленой водки тракторист тронулся умом и, войдя в пьяный раж, порешил на дороге двоих не понравившихся ему горожан. А потом пришел в себя, понял, что натворил, пошел в овраг, выпил на посошок и повесился. На первый взгляд все выглядело вполне очевидным, но вот именно и только на первый взгляд. Только слепой мог не заметить синевших на шее трупа отпечатков пальцев, и убийца очень надеялся, что среди тех, кто будет расследовать убийство, слепых не окажется.
– Думаю, этим не обманешь даже местного участкового, – обращаясь к повешенному, будто советуясь с ним, рассудительно сказал убийца. – А ты как полагаешь, братишка? А? Не знаешь? То-то, что не знаешь. Я, брат, тоже не знаю, а надо бы знать. Кому же знать, как не нам с тобой?
Оглядевшись, он поднял с земли замасленную кепку и нахлобучил ее на голову мертвому трактористу, надвинув козырек до самой переносицы. Вид у трупа получился донельзя нелепый, что и требовалось доказать.
– Вот так в самый раз будет, – сказал убийца. – А если эти бараны все-таки поведутся, ничего не заметят, в следующий раз придумаем что-нибудь посмешнее. Ну, братан, ты здесь отдыхай, а у меня дела. Без обид, заметано? Все, виси, мне пора.
Он подобрал пакет и, больше не оборачиваясь, стал взбираться по склону, противоположному тому, по которому спустился в овраг. Выбравшись наверх, он остановился, внимательно огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, выкатил из кустов старенький «Ковровец» с густо залепленным грязью регистрационным номером. Мотоцикл завелся с громким треском; облако сизого дыма, путаясь в кустах, поплыло над оврагом. Убийца оседлал мотоцикл, включил скорость и по утоптанной тропинке, что вела наискосок через вспаханное поле, поехал к дороге.
Недалеко от того места, где проселочная дорога выходила на шоссе, она ныряла в березовый перелесок. Здесь убийца остановил мотоцикл, откатил его подальше в лес, снял с багажника спортивную сумку и не спеша переоделся. Завалив сослуживший свою службу мотоцикл сучьями, он вразвалочку двинулся к шоссе. Услышав впереди себя несмолкающий шум большой дороги, похожий на отдаленный рокот прибоя, и увидев в просветах между стволами берез мелькающие цветные пятна проносящихся по шоссе автомобилей, убийца свернул под прямым углом и пошел параллельно трассе. Пройдя лесом километра полтора, он выбрался на дорогу и увидел, что немного ошибся в расчетах: оставленный на обочине автомобиль оказался не прямо перед ним, как он предполагал, а метрах в ста правее.
Убийца перешел дорогу и сел за руль немолодой «восьмерки» с пятнами ржавчины на крыльях. Двигатель завелся с пол-оборота; убийца дисциплинированно включил указатель левого поворота, выбрался с обочины на проезжую часть и дал газ. Простоявшая полдня на солнцепеке машина была раскалена, как духовка; убийца опустил стекло слева от себя, ловко закурил одной рукой и втолкнул кассету в приемную щель магнитолы. «Братва, не стреляйте друг в друга», – запел хрипловатый задушевный баритон. Убийца задумчиво покивал головой, соглашаясь с певцом, поерзал на сиденье, принимая более удобную позу, и погнал машину прочь от Москвы.
Он сделал огромный крюк протяженностью километров в двести и въехал в город совсем с другой стороны, ухитрившись не привлечь к себе ничьего внимания. Недалеко от Центра он остановил машину и вышел, с удовольствием разминая затекшее тело. Заметив поблизости пластиковую раковину таксофона, убийца двинулся туда, закуривая на ходу. Он вставил в прорезь аппарата карточку, по памяти набрал знакомый номер, послушал длинные гудки, беспечно дымя сигаретой и глазея на легко одетых девушек, и, когда на том конце провода сняли трубку, сказал:
– Это я. Первого можешь вычеркнуть.
– Даллас? – после короткой паузы спросили на том конце.
– Ага, – сказал убийца и подмигнул проходившей мимо девушке. Девушка поспешно отвернулась и сделала крюк, чтобы подальше его обойти.
– Ты все сделал, как я велел?
– В лучшем виде, – сказал убийца.