Комбат вытащил пачку «Клеопатры» и вопросительно посмотрел на Полещука: — курить-то тебе не вредно?
— Курить вредно всем. А мне, больному, — можно. Давай! Я же вообще без всего остался: ни сигарет, ни еды, ничего…
— Да знаю я, рассказали о ваших подвигах. — Сафват посмотрел на «Порт-Саид» с двумя обоймами, лежащие около топчана. — Чай, кофе, Искяндер?
— Спасибо, Сафват, уже напоили. Слушай, а нет чего-нибудь покрепче?
Сафват ничуть не удивился и со словами: «Ну, эти русские! Есть кое-что для тебя», достал фляжку и протянул Полещуку. — Хлебни, припас на всякий случай.
Кое-что оказалось выдержанным виски. Полещук сделал пару глотков и лег на топчан. Голова его закружилась, лоб покрылся испариной. Сафват наклонился над переводчиком: — Тебе плохо?
Он повернулся ко входу в блиндаж:
— Эй! Как там тебя? Солдат! Санитара сюда! Быстро!
Пока бегали за санитаром, Полещук оклемался. Он поднял голову, повернулся к Сафвату и сказал:
— Все нормально. Дай закурить.
Прибежавшего сержанта-санитара послали прочь, а Сафват, наконец, успокоившись, затянулся «Клеопатрой» и по своему обыкновению выдал пословицу: «Евм асаль ва евм басаль»[61] — Понимаешь, Искяндер?
— Что-то про белую и черную полосы, сладкое и горькое, — уловил смысл Полещук и провалился в успокоительную бездну…
…Пробуждение было тяжелым. Машину трясло, голова болталась как тряпичная. Полещук огляделся. Он полулежал на заднем сиденье машины, за рулем был подполковник Сафват. Выгоревшее хаки комбата на спине было потемневшим от пота. Полещук с трудом сел и посмотрел в окошко: там тянулась залитая солнцем безжизненная пустыня.
— Сафват, куда едем?
— А, очнулся, русский герой, — комбат повернулся к Полещуку, — домой едем, в Каир. Там фляга, азизи, выпей воды.
Полещук нашел флягу, отвинтил крышку и глотнул воды. Ему стало немного лучше. Сафват оглянулся: — Как себя чувствуешь? Нормально?
— Да. Слушай, а можно остановиться на минуту?
— Понял. Just a moment,[62] — почему-то по-английски сказал Сафват и затормозил. — Иди, только быстро.
Быстро отлить не получалось. Полещук выкарабкался из машины, пошел на подгибающихся ногах на обочину, расстегнул ширинку. Сафват тоже вылез из газика и, прищуриваясь, смотрел на небо.
— Давай, Искяндер, скоренько. Немного осталось…