— Адель, давай по зеленой дороге поедем, — сказал Полещук, положив руку на плечо лейтенанта. — Так надоела пустыня!
— А мы так и едем, — обернулся Адель. — Ты, Искяндер, наверное, пустыню настоящую не видел? — сказал он и засмеялся. — Это разве пустыня? — ткнул он пальцем в открытое окно газика. — Поедем, поедем, нет проблем! Вот сейчас свернем налево и вдоль искусственного канала до самого Каира… К обеду будем дома, инша Алла!
Тенистая дорога рядом с грязно-серой лентой пресноводного канала радовала взор. Глядя на акации, пальмы и цветущие тамариски, осликов, семенящих с тележками, наполненными овощами, феллахов, копошившихся вдалеке справа, остроконечные глинобитные башни голубятен, возвышающиеся над лачугами, Полещуку казалось, что он попал в другой мир, тихий и спокойный, в котором нет даже намека на войну. Полещук посмотрел на Агеева. Тот дремал.
Надо будет Сафвату позвонить, подумал Полещук, как он там? Наверное, уже дома? И виски хлещет, заливая трагедию с потерей батальона… Озеров, вспомнил Полещук, надо их состыковать, обещал же… А может, не стоит? Нет, такой вариант не пройдет, эти ребята достанут… Ладно, попробую, тем более Сафват согласился пойти на контакт с нашей разведкой. Времени только мало, подумал Полещук, на все про все — несчастных полтора дня! И он немного расстроился.
Через час показались пригороды Каира, газик свернул налево, на улицу Порт-Саид, и по объездной дороге помчался в направлении Гелиополиса. Вскоре за окном замелькали белые корпуса университета Айн-Шамс; Полещук посмотрел на часы: Адель был прав, время близилось к обеду…
— Нет, нет, Юрий Федорович, я — к себе, — отмахнулся Полещук от приглашения Агеева пообедать домашним борщом. — Душ приму, потом надо в офис главного заскочить за письмами. Перекушу где-нибудь по дороге, дел много…
— А то давай, по сто грамм выпьем под борщок! — уговаривал Агеев. — Моя Маруся такой борщ готовит — пальчики оближешь!
— В другой раз, Юрий Федорович! — сказал Полещук. — Может, завтра. — И, размахивая портфелем, помчался к лифту.
В квартире никого не было. Полещук стащил с себя пропотевшую овероль и кинул ее в угол. Туда же швырнул грязную форму и белье из портфеля, снял майку и трусы и голышом прошел в душевую. Завтра утром ему вручат пакет со всем этим, но выстиранным и отглаженным Настроение заметно улучшилось — впереди почти два дня отдыха в столице. Стоя под струйками воды, Полещук размышлял, куда рвануть сначала, а куда потом. Перекушу куфтой внизу с бутылочкой «Стеллы», подумал он, затем надо будет позвонить Сафвату. Или Тэте? Ладно, обдумаю за пивом, решил Полещук и потянулся за полотенцем. Вытираясь, стал рассматривать себя в зеркале. На него смотрел кучерявый молодой человек со смуглым небритым лицом и густыми черными усами. Ну и рожа, подумал Полещук и стал искать бритвенный станок…
Натягивая джинсы, он услышал стук в дверь и пошел открывать. На пороге с сигаретой во рту стоял Сережа Лякин.
— Здорово, Щука! — радостно сказал он. — Давненько тебя не было, заждался. Думал, не случилось ли что-нибудь…
Друзья обнялись. Лякин уселся в потертое кресло, кинул на журнальный столик пачку «Клеопатры». Полещук устроился рядом и закурил.
— Ну, рассказывай! — сказал Лякин. — Как там твой Фаид? Бомбили?
— В Фаиде пока все нормально, — ответил Полещук. — Налетов не было. Да мы и радары еще не включили… А ты как?
— А че, я? — усмехнулся Лякин в свои пшеничные усы. — Порядок в танковых войсках! Чуток потрепали жидовичи, но броня крепка! Выпить есть?
— Откуда, Серега? Я только что приехал.
— Может, по пиву, Сань? — спросил Лякин и потянулся за сигаретами. — Жарко сегодня. А?
— Давай! Только недолго, дел куча. Кстати, как у тебя с деньгами? Я еще не успел получить.
— На «Стеллу» и спиртягу из аптеки хватит, — сказал Лякин и похлопал рукой по карману. — Пошли!
На торговом пятачке через дорогу от многоэтажек ничего не изменилось. В лавках, заполненных всякой всячиной, крутились, выбирая товар, местные арабы вперемежку с нашими женщинами, женами специалистов. Торговцы-египтяне на ломаном русском языке наперебой расхваливали товар, раздевая глазами легко одетых фигуристых русских женщин. «Мадам русия квейс! — восхищенно говорили они. — Купи, мадам, дешево отдам!» Глазами-то женщин ели, но грань приличий старались не переступать: все арабы, по крайней мере, этого квартала Насер-сити, прекрасно знали, что их мужья воюют на Суэцком канале, не говоря уже о том, что любая попытка проявления сексуального интереса может закончиться мордобитием в участке полиции или, что еще страшнее, в мухабарат. После чего можно легко лишиться всего, и загреметь в калабуш.[107]