Я из тех, кто вернулся

22
18
20
22
24
26
28
30

– Худоват, плоховат, парниша. До второй мины не дорос. Получай одну. Кто следующий? Ага-а! Товарищ Матиевский. Вот она, каланча пожарная! Глаза завидущие, руки загребущие! Тебе за особую вредность характера две мины.

– Ох, и обижусь я на тебя когда-нибудь, гражданин начальничек, – огрызался Матиевский, – отрастил шею, из-под ушей сразу плечи начинаются. Щеки лопатами. И еще на стройных юношей обзывается. Телеса бегемотские…

Солдаты отмечали их перепалку дружным хохотом.

– Следующий, следующий… Недовольные жизнью и начальством злопыхательствуют в сортирах, глубоко вдыхая тамошние ароматы. Осенев, подходи, не робей, тебе по росту положена только одна порция железятины.

– Плохо меряешь, сержант, – Осенев подобрался, нахмурился, – я потяну и вторую мину.

– Ты что, Осень, сдурел, – крикнул кто-то из солдат, – мало тебе пулемета для твоей комплекции?

– Ага… Он скоро миномет за спину повесит для равновесия.

– Ну, дает Осина. Гнет крепче железа!

Богунов развел руками:

– Коллектив единодушно не одобряет. И лейтенант приказал – всем по справедливости. На килограмм живого веса строго по норме. Вот этому амбалу две мины, как слону припарка.

Развернулся к подходящему Касымову. Гигантская фигура второго ротного пулеметчика нависла над снарядными ящиками.

– Что-то мы не торопимся, Эльдарчик? Захворали, что ли?

– Ага… Больной совсем. Ноги, падла, натер… – угрюмо проворчал Касымов. – Две мины не надо, сержант. Не ишак Касымов. Давай одна мина. Две не надо… Не молодой уже.

– Что ты говоришь, – насмешливо всплеснул руками Богунов, – мы уже навоевамшись. Нас пора с оркестрами и цветами встречать. Вот вам еще один пионер с дипломатом на веревочке, как выражается наш комполка Сидорчук.

– Ты сказал, да-а… Сказал… Вообще мина брать не буду, – вдруг зло огрызнулся Касымов и как-то угрожающе осел на своих гигантских кривоватых ногах. – Не нанялся Касымов мины таскать. Мне пулемета хватит, да-а… Минометчики эти во-о-н день сидят, ночь сидят на одном месте, да-а-а… А я с этой боеприпасой бегай сюда-туда…

Касымов сжал кулаки и напрягся, бегая взбешенными глазами по насмешливому лицу своего сержанта.

– Ты кулачки свои лучше разожми, Касым-джан, расслабься, – как-то задушевно заговорил Богунов, улыбаясь и смешливо подрагивая бровью. – Я же кипящих чайников не боюсь. Покипишь-покипишь и перестанешь! – Богунов вдруг быстро наклонился к самому лицу Касымова так, что тот испуганно отпрянул назад, и прошептал тихо, чтобы не донеслось до офицеров, наблюдающих за ними издалека. – Не возьмешь мины, душара, руки переломаю… Нечем будет косячок к губам поднести.

Касымов обмяк, с досадой схватил мины и как-то обреченно отошел в сторону, размахивая злосчастными боеприпасами, не замечая их чугунной тяжести.

13

– Ну, вот, товарищ лейтенант, – сказал Шкловский немного сдавленным голосом с сухим присвистом, – видите сами, сплошные неуставные взаимоотношения. Все у вас в роте как-то несерьезно, непрочно, все висит на волоске. Еще немного, и у нас на глазах случилось бы открытое неповиновение приказу… Воинское преступление, между прочим.