На холмах свежевырытой земли блестели ружейным маслом стволы. Пахло гречневой кашей. Сыпался песок с брустверов на зеленые простыни плащ-палаток. И добродушные лица с брустверов приветствовали шульгинских ребят широчайшими улыбками.
– Пионерский привет мальчишам…
– Рады бачить гарних хлопцыв…
– Добро пожаловать к мамочке с папочкой…
– Богунову наше с кисточкой…
Шульгинских ребят хлопали по спинам, трепали за плечи, подталкивали, тянули за вещмешки. Бурно радовались оставшимся в живых, старались заполучить их в свои вырытые окопы. Многим хотелось удержать у себя Шульгина.
Шульгин обычно не закреплялся ни за одним взводом. Взводные офицеры не могли оторваться от личного состава взводов, а он как вольный человек мог остаться с любой группой. Обычно в боевых порядках он располагался с авангардом или возглавлял группу прикрытия. На привалах он мог остаться в любом окопе и везде принимался как желанный гость. Сейчас солдаты спорили из-за него, и он не успевал перекинуться словом с одними, как над рыхлым бруствером свисала очередная голова:
– Товарищ лейтенант, вы у нас не были. Посмотрите, уютный окопчик. Не то что развалюха у этих гробокопателей. Это же безрукие. Кто так роет? Пукнуть негде…
В ответ неслось беззлобное:
– Тоже вырыли ямищу – вшей кормить. Берлога медвежья, семь на восемь… Нет уж, товарищ лейтенант, оставайтесь с нами. У нас гостиница… Половички даже имеются, гляньте. Просто люкс…
Шульгин смеялся:
– Точно люкс… «Метрополь». Хрустальные люстры. Зеркальные стены. Но я, пожалуй, загляну в «Асторию»…
Солдаты смеялись. Их лейтенант жил в Ленинграде и видел хорошие гостиницы.
Обстрел уже не беспокоил укрепившуюся роту. Солдаты устраивались на ночлег. Отделывали окопы с удобствами. Стелили на дно прошлогоднюю траву. Собирали сухой хворост для скудного костра. Скрипели ножами о консервную жесть, катились вниз по склону пустые банки. Несло от «Метели» ароматным дымком, пряным запахом русской тушенки и крепким уксусом солдатского пота.
Шульгин остановился в окопе у старослужащих.
Сержант Богунов лично оборудовал огромный окоп на шестерых человек.
Стены окопа чем-то напоминали мебельное бюро. В квадратных нишах лежали гранатные «лимоны», рожки, снаряженные патронами, махорочные пачки боеприпасов. На дне окопа, ровном, утоптанном, лежала плащ-палатка чистой скатертью, без складочки, без единой песчинки. Совершенно по-домашнему. Казалось, присмотрись, найдешь веник с совком в уголке. Солдаты деловито готовили ужин. Спокойно поглядывали по сторонам. Знали, сегодня лейтенанта у них никто не отнимет. Сегодня лейтенант останется с ними.
Сегодня у «стариков» орловской роты, у старослужащих всего файзабадского полка, да, пожалуй, всей сороковой армии и всей армии Советского Союза был свой собственный и долгожданный праздник.
Сказочная ночь, чем-то похожая на новогоднюю. Ночь настоящего солдатского утешения. Ночь на 27 марта. Только редкий салага не знал, что завтра в Советском Союзе наступал День Приказа. Приказа, который на срочной службе ждут два долгих года, перебирая каждый день, как четки.
Сейчас в это вечернее время во всех округах лихорадочно крутились барабаны военных типографий, отпечатывая скупые и строгие слова последнего в службе сегодняшних «стариков» государственного приказа.
ebooksa