Последняя обойма

22
18
20
22
24
26
28
30

— Предупрежу, — пообещал Кузнецов, и Атясов, отодвинув полог, вышел из темного пространства палатки.

БТРы уже урчали моторами. В ожидании скорой погрузки водители топтались около кузовов и нарушали целостную картину, создаваемую занятыми «предстартовой» суетой разведчиками.

— В одну шеренгу фронтом от меня становись! — прозвучала привычная команда. — Заряжай!

Щелкнули предохранители, клацнули затворы и… грохнула короткая очередь.

«Димарик»! — Кузнецов даже ни на миг не засомневался, кто это мог так отличиться.

— Маркитанов!!! Лоб твою в медь! Какого чёрта?

— Да, я! — смущено улыбаясь, Димарик пожал плечами. — По привычке, как на разряженность.

— На предохранитель поставил? — успокаиваясь, группник мысленно махнул рукой. Отчитывать Маркитанова не имело смысла: его ругать, что небо красить. — По машинам!

— Кто отличился? — поинтересовался вышедший за ворота КПП комбат.

— Кто-кто, — замполит, назначенный старшим колонны, только развёл руками.

— Понятно… — протянул командир отряда, но тоже ничего не сказал. А у Олега внутри всё тряслось. Только сейчас до него дошло, что Маркитанова от внезапно произведённых выстрелов могло развернуть в сторону группы, как в тот раз на стрельбище. Слава богу, этого не произошло, но ведь могло! Будь его воля…Он вообще не понимал, почему комбат и все прочие руководители с таким маниакальным упорством берут с собой в командировки это ходячее недоразумение. Может и впрямь суеверие — как с тем котом? Кузнецов хмыкнул. Ништяк к ним в палатку уже забредал. Противно орущий, с порванной чужими когтями мордой, облезлый, впрочем, возможно, это начиналась сезонная линька, он так и норовил что-нибудь стянуть. Уже разок котяра пристраивался пометить старшинский спальник, но никто, даже на полигоне стучавший себя в грудь Иволгин не осмелился дать ему под зад. Всё-таки что не говори, а пребывание на чуждой территории накладывало на душу свой суеверный отпечаток. И потому шкоду-кота лишь осторожно стряхнули с кровати на пол и аккуратно выпроводили за дверь. Вот и Димарик… Может быть все понимают его никчёмность, его несомненную… нет, даже не тупость — простоту, но дать пинка под зад и выпроводить за ворота части не решаются…

— Живее, живее! — торопил бойцов суетящийся подле открытого кузова группник. — Уходите в лес! Быстрее!

Кузнецов посмотрел вслед замыкающему строй Гудину, окинул взглядом опустевший кузов и, убедившись, что ничего не было забыто, поправил на плече лямку рюкзака и устремился вслед за убегающим сержантом. Как и было оговорено, группа углубилась в лес на полсотни метров и, рассыпавшись по периметру, остановилась. Олег видел, как неподалёку рассаживаются бойцы старшего лейтенанта Крикунова.

— Ждете здесь, — ткнув пальцем в направлении разлапистого дерева, приказал Кузнецов радистам и, скинув рюкзак на руки рядовому Лисицыну, пошёл в сторону соседней группы.

— Стой, кто… — начал было говорить рядовой Княжин, боец головного дозора третьей группы, но, по-видимому, разглядев идущего, умолк. Впрочем, он, скорее всего, с самого начала видел, кто идёт, и этим «стой» только обозначил своё присутствие. Тем не менее, Олег, проходя мимо залегшего бойца, недовольно буркнул:

— Свои, — и пошёл дальше.

Монотонное, много раз повторяющееся бубнение радиста третьей группы — младшего сержанта Воропаева, было настолько своеобразно и нелепо, что Олег невольно улыбнулся.

— «Центэр», «Центэр», «Центэр», «Центэр», — тарабанил радист, — «Крикуну», «Крикуну», «Крикуну», «Крикуну», приём, приём, приём, приём, — тут же почти без перерыва, — «Центэр», «Центэр», «Центэр», «Центэр»…

— Интересно, он у тебя по ночам так же бухтеть будет? — обратился к Крикунову улыбающийся Кузнецов.

— А что? — тот непонимающе уставился на своего радиста.