Прапор и его группа

22
18
20
22
24
26
28
30

Прапорщик Ефимов должен был выводиться из Афганистана, сидя на броне БРМки, и по этому случаю нацепил на карман бушлата орден «Красной звезды». Но вопреки ожиданиям в последний момент был назначен старшим машины и пересажен на бортовой «Урал». Так что все его мучения, связанные со сверлением дырки в твердой ткани пошли прахом. Впрочем, это нисколько не убавило радостного настроения. В душе царила лёгкость, подобная же легкость ощущалась и в желудке. Сборы были быстрыми: ночью, поднятые по тревоге, (вывод планировался двумя днями позже), собирались в спешке. В суете никто и не подумал озаботиться завтраком. Да и из продуктов с собой ничего не взяли. А зачем, если Родина встретит и накормит сытным, праздничным обедом?! Увы и ах, ожиданиям было не суждено сбыться. После пересечения государственной границы вместо подготовленных военных городков колонну направили в «отстойник» — небольшую окружённую валом площадку посреди пустоши. Естественно, что ни о каком питании не шло и речи. Напряжёнка получилась даже с водой. Уже поздней ночью батальонные разведчики невесть каким образом раздобыли пару буханок хлеба и по-братски поделились с «товарищем прапорщиком». Сто пятьдесят «блокадных грамм» пришлись как нельзя кстати. Но настроение продолжало катиться вниз. В надежде на сытное утро Ефимов поудобнее угнездился на сидушке в кабине «Урала» и под чавканье доедающего свою пайку водителя уснул.

Утро оказалось не более радостным, чем вечер. Вышедший «освежиться» Ефимов окинул молодецким взглядом периметр отстойника. Чувствовалось, что всю ночь в колонне кипела работа: вокруг в изобилии были разбросаны впопыхах забытые в чревах боевых машин боеприпасы. Чего тут только не было: от АКашных 5,45 миллиметровых патронов до миномётных мин и танковых снарядов! Прапорщик некоторое время постоял, глядя на расстилающуюся за бруствером бесплодную пустыню, тяжело вздохнул, и со словами:- «Вот она, Родина, мать твоя!»- вернулся в сутолоку просыпающейся колонны.

— Товарищ прапорщик! — запыхавшийся Стёпшин, боец батальонного разведывательного взвода, вынырнул из-за корпуса МТ-ЛБешки, — Вас к заместителю командира полка.

— Понял, — лениво процедил прапорщик и неторопливо зашагал вслед за убежавшим посыльным. Всю дорогу Ефимов гадал, зачем он мог понадобиться вездесущему подполковнику Михееву. Но так и не пришёл к приемлемому решению. И действительно, зачем? Разноса он не ждал. Их пути пару раз пересекались в боевой обстановке, и замкомандира относился к Ефимову поистине с отеческой добротой и подлинным уважением. Тем более было непонятно, зачем он ему понадобился, да ещё в такую рань…

— Товарищ подполковник, прапорщик… — Михеев нетерпеливо махнул рукой, прерывая браво рапортующего Ефимова.

— Колесная техника пойдёт своим ходом, а мы по железке. Берешь БРМку, к ней на прицеп…35 й БТР. И поторопись, через полчаса выезд колонны. Вперёд!

— Есть, — козырнул Ефимов и, развернувшись, двинулся в направлении машин своего батальона.

Через несколько часов техника добралась на станцию.

— Когда-нибудь на эшелон технику грузил? — спросил замкомандира полка спрыгнувшего с брони Ефимова.

— Нет, товарищ полковник. — Теоретически прапорщик знал, как это делается, и мог бы обойтись без подсказок, но врать не собирался.

— Короче, смотришь на броню, делаешь так, так… — подполковник показал руками, как следует командовать водителям въезжающей на платформу техники.

— Понял, — Ефимов встал перед развернувшейся БРМкой и, жестикулируя руками, начал пятиться по платформам железнодорожного эшелона.

Погрузка была закончена, техника закреплена и состав тронулся.

В вагоне, предназначенном для бывших интернационалистов, царил холод. О пище не было и речи. Родина — мать в лице больших-больших командиров-начальников на радостях забыла о такой мелочи как тепло и питание для личного состава.

К вечеру третьих суток эшелон прибыл к конечному пункту. Разгрузка прошла на удивление быстро. Проголодавшиеся воины торопились добраться на базу. К сожалению, у Ефимова появилось подозрение, что там их тоже не ждут.

Уже ночью колонна выбралась к Душанбинским окраинам. Не раздумывая, подполковник решил двигаться через город и, громыхающая траками, завывающая моторами «ниточка» рванула через центр города.

Только въехав на её улицы, Ефимов окончательно осознал, что он дома: со всех сторон, из всех домов, на всех улицах радостно шумели приветствующие их люди. Они размахивали руками, бросали непонятно откуда взятые посреди февральской ночи цветы, просто приветливо улыбались. Ощущение дома, счастья, переполняли ликующую душу боевого прапора.

Они уже проехали большую часть города, когда крепкий глаз Ефимова выделил из толпы двух спешивших к дороге молодых таджиков. В руках они держали большой картонный ящик. Ехавший впереди БТР, несмотря на красноречивые жесты бегущих, не стал сбавлять скорости и гордо прокатил мимо.

— Стой, — скомандовал Ефимов и водитель БРМки, привыкший выполнять его приказы, вдавил педаль тормоза. Тянувшаяся на тросу семидесятка едва не въехала в зад боевой машины, но вожделенный ящик уже приземлился на броню, и БРМка покатила дальше.

— Спасибо! — ещё не зная за что, поблагодарил прапорщик, и приветливо помахал рукой. А два радостно улыбающихся парня уже скрывались за поворотом дороги. В этот момент встречный ветерок принёс запах съестного. Боясь спугнуть удачу, Ефимов осторожно приподнял один край коробки, и его ноздрей коснулся умопомрачительный запах жареной курятины. Он раскрыл коробку и не разочаровался — она была доверху набита вкуснятиной. Цыплята табака чередовались с пирожками, а пирожки с цыплятами…