Мы родились в тельняшках

22
18
20
22
24
26
28
30

– Немного, – стесняясь, будто беременная барышня перед родителями, обронил Голицын, а Дед уверенно пробубнил:

– «Калашников» гуд. Пистол – вери гуд.

Ночь зажгла фонари и разогнала бестолковые машины, выманив со стоянок и из гаражей таксистов и частных бомбил. Людей на улицах не становится меньше, совсем наоборот. Накупавшись и пообвялившись на солнце, отдыхающие идут на штурм всех увеселительных заведений, какие попадаются на пути, оставляя в них за вечер порою столько, сколько не могут позволить себе потратить за месяц.

После тридцатипятиградусной жары двадцать пять воспринимается как прохлада. Вы сидите, измотанные жарким днем, внутри коробки из металла и стекла, не ощущая естественности разомлевшего тела, потому что прикрытие не подразумевает расслабленности. Ваши товарищи сейчас вошли в те двери, из которых порою не выходят – из них выносят, иногда по частям, как правило, в черных непромокаемых сумках.

Страшно? То-то.

У вас на коленях автоматическое оружие, разработанное в НИИ точного машиностроения и пробивающее бронежилет четвертого класса защиты на расстоянии триста метров тяжелой пулей, летящей на дозвуковой скорости. На голени закреплен бесшумный пистолет для мерзопакостных ситуаций – если уж полез за ним, значит, автомата у тебя уже нет, что само по себе не фонтан. Ваш напарник, кое-как разместившийся за рулем из-за гренадерского роста, то и дело прикладывается к бутылке с минеральной водой и беспокоит баранку, постукивая по ней подушечками пальцев. Вы слышите все переговоры, хотя сигнал то и дело пропадает. Толстые стены мешают коротким волнам, но все же смысл беседы не ускользает. Припаркованный новенький черный «Мерседес», арендованный за неприличные деньги, уснул, ожидая своих сегодняшних хозяев, – а они, похоже, на выход не торопились. В наушники вновь ворвалась музыка танцпола. Вот Голицын благодарит Буджара за помощь, должны показаться на улице. Но нет, пошли пить.

Кондиционер в «Рено» выключили; сидели без света, с открытыми окошками, контролируя центральный вход, и чем дальше продвигалась беседа, тем чаще билось сердце Татаринова, и он медленно вновь вкручивал на свое законное место на погоне звезду, уже было виртуально снятую, – и более того, добавлял к ней еще одну.

«Капитан первого ранга Татаринов! Звучит намного лучше, чем второго ранга. Все равно что второй сорт и первый».

– Малыш, хорош, – одернул насилующего руль подчиненного Кэп.

– Чего они там так долго? Все уже порешали.

– Правильно делают. Пусть рисуются, пропустят по стопочке, поболтают с этим мордатым Буджаром. И дудонил бы ты поменьше, младенчик, а то захочешь писать в самый ответственный момент.

Троица – Поручик, Дед, Буджар – вышла из ресторана минут через пятнадцать после окончания разговора с боссом. Упали в машину. Вести предложили албанцу, сославшись на несколько пропущенных стопок, а он и не возражал.

– За ними. – Кэп произвольно откинулся на спинку, готовясь к езде.

Малыш предусмотрительно запустил двигатель секундой ранее и ждал лишь команды.

«Мерседес» начал стремительно и, как кажется во время преследования, безнадежно удаляться, но на то наши и спецназ, что денег на маячок хватает. Чтобы не потеряться, положили в бардачок коробочку. Поскольку включить не забыли, Кэп мог видеть, куда направляется авто, на экране КПК. Но визуальный контакт – он успокаивает, согревает, дает ощущение нити в руке.

– Не гони, пропусти. Слева глянь… – Кэп поморщился. За русскими боевыми пловцами собиралась пристроиться неприлично здоровая для такого понятия, как «легковой автомобиль», черная-черная «Тойота-Секвойя».

Расспросив Буджара о направлении и времени в пути, Голицын немного расслабился и мельком посмотрел на Деда. Тот не скучал, пялясь в окно и разглядывая бесконечные светящиеся витрины с барахлом, косметикой и ювелиркой.

В разговоре с русскими Джезим не стал скрывать своей неприязни к туркам и предложил подзаработать.

Делов на десять минут. Войти в дом и перебить всех, кто там находится, включая охрану, женщин и детей.

Татаринов, когда услышал в наушнике перевод Буджара, застыл, словно отбракованный кусок стекла, из которого дули-дули, да не выдули фужер. Как «старый коммунист», он понимал, что соглашаться нельзя, но как профи, выполняющий поставленную задачу, ощущал шанс войти в доверие к местным и зацепиться. Только цена за вход велика…