— Ах, так? — Крюгер был озадачен. Офицерский корпус Вооруженных сил ЮАР всегда славился честностью и профессионализмом. Здесь никогда не было подхалимов — этот идиот генерал де Вет составлял единственное исключение.
Теперь настал черед Кутзи удивляться.
— Господи, Генрик, ты слишком долго служишь в действующей армии. Видишь ли, с момента смерти Хейманса многое изменилось… и не в лучшую сторону. Любой, кто не стоит навытяжку и не говорит правильных слов, получает ярлык «пораженца» и досрочно увольняется в отставку. Так что, если хочешь сохранить пост командира батальона, лучше держи язык за зубами и выслуживайся. Единственная надежда, что избиратели скоро поймут, что к чему, и скинут всю эту шайку. В конце концов, мы давали присягу, и у нас есть обязанности, которых никто не в состоянии у нас отнять, если мы сами этого не позволим.
Крюгер кивнул, хотя серьезно сомневался, что сможет последовать доброму совету друга. Умение вовремя промолчать никогда не было его добродетелью. Как долго сможет честный человек продержаться на службе у правительства, которое позволяет себе так обходиться с храбрыми солдатами вроде ван Ренсбурга и ему подобных? Или проводит такую политику в области национальной безопасности, которая меньше всего может служить долговременным интересам страны?
Хорошо поставленный голос генерала де Вета отвлек его от этих раздумий.
— Надеюсь, все успели в общих чертах ознакомиться с данным боевым приказом.
Люди в переполненном зале закивали головами.
— Отлично. Значит, мы можем перейти к деталям. — Де Вет перевернул страницу заранее заготовленной речи и оглядел собравшихся. — Не стану утомлять вас разъяснениями относительно высшей стратегии, стоящей за этим документом. Надеюсь, основные положения операции «Нимрод» вам ясны, как ясно и то, что наш замысел очень смел. — Генерал едва заметно улыбнулся. — Мы должны быть счастливы, господа, что служим президенту и правительству, столь компетентным в военных вопросах и столь преданным интересам страны!
Крюгер отметил про себя, что на этот раз закивало гораздо меньше голов. Очевидно, и других не очень-то удовлетворял лозунг «Цель оправдывает средства», вне зависимости от того, каковы средства и насколько глупа проводимая политика. Возможно, для армии еще не все потеряно.
Несмотря на одолевавшие его сомнения, Крюгер внимательно слушал, когда де Вет перешел к определению особых задач, целей и графика проведения операции. Кутзи был прав: как бы он ни относился к политике кабинета Форстера, он солдат и обязан подчиняться приказам, исходящим от законного правительства ЮАР. Еще будет время решить, насколько оправдана эта операция «Нимрод», а в течение ближайших нескольких недель он и другие командиры будут по уши заняты подготовкой своих частей к боевым действиям.
В глубине души он надеялся только на то, что недальновидная политика Претории, желающей во что бы то ни стало отомстить маленькой Намибии, не будет стоить армии слишком много жертв.
Ярко светили звезды, пронизывая своим холодным, резким светом сухой и разреженный горный воздух.
На металлических подставках, расставленных в вымощенном кирпичом внутреннем дворике, горели факелы, создавая средневековую атмосферу. От сигарет поднимался терпкий дым, смешиваясь с запахом жарящегося мяса. Небольшие группки скромно одетых людей толпились возле вертела, на котором готовилось барбекю. Их низкие, гортанные голоса и неожиданные взрывы смеха далеко разносились в ночи.
Склонившись над отделанной кафелем стойкой в кухне, Эмили наполняла бокалы прохладительными напитками и минеральной водой с лимонным запахом. Девушка хмурилась. Еще ребенком она считала друзей отца скучными и грубыми мужланами. И обрывки разговоров, услышанных ею во дворе, не изменили этого впечатления.
Она уже услышала достаточно, чтобы почувствовать головную боль. Все эти люди, большинство из них высокопоставленные чиновники, были на удивление бессердечны. Презрительные словечки типа «каффир» легко слетали у них с языка, когда они, как нечто само собой разумеющееся, обсуждали перспективу «перестрелять пару-другую тысяч из числа самых строптивых черножопых ублюдков, чтобы усмирить остальных». При этих словах все с умным видом закивали. Кто-то даже заметил, что «черные не уважают ничего, кроме твердой руки и длинного кнута».
При мысли об этом Эмили побелела от гнева и с силой шмякнула наполненный бокал на поднос. Выплеснувшаяся жидкость запачкала ей рукав и длинный белый фартук.
— Послушай, милая! Сейчас же успокойся и убери с лица эту отвратительную ухмылку, иначе скомпрометируешь своего несчастного отца! Ведь ты не хочешь этого? — Каждое слово так и дышало злобой.
Рассердившись еще сильнее, Эмили обернулась к угрюмой старухе, стоявшей у стойки рядом с ней. Высокая и худая как щепка, одетая в бесформенное черное платье, Беатрис Фильюн верой и правдой служила отцу Эмили, работая экономкой с тех пор, как девушка помнила себя. И все эти годы они были лютыми врагами.
Эмили было отвратительно, что деспотичная старуха постоянно пытается сделать из нее «настоящую» бурскую женщину, которую волнуют только желания мужа, здоровье детей да слово Божье. А экономка ненавидела Эмили за то, что та желает идти своей дорогой, не считаясь с условностями и правилами приличий, принятыми в их среде.
Их общение за все эти годы было бесконечной чередой ссор и обид, так что отношения между ними были напрочь лишены теплоты или дружеского участия. В этих стычках в значительной степени сформировалась личность Эмили, единственной дочери своего рано овдовевшего отца.