– Да не трави ты душу, – вздохнул Шохин. – Будет тебе и Рязань, и Белгород, и дискотеки с девочками. Если в цинке домой не отправят с орденом Мужества на кителе.
– Ладно, пошел я…
– А чего приходил?
– Так передать, что духи отошли и в ближайшее время атак их не предвидится.
– Ты вот что, передай взводному, чтобы санинструктора прислал. У меня со щекой-то ерунда, а вот Артюшина посмотреть надо. Как он, полуглухой, контуженный, воевать будет?
– Передам. Только менять-то его некем. И так народу не хватает, а недавно Гришаню подранило.
– Серьезно?
– В ногу. Пуля кость перебила. В тыл готовят отправить. Промедолом из аптечки боль на время сняли – так то на время, не будем же его на наркоте держать. А если не обезболивать, Гришаня на стенку полезет… Но я твою просьбу взводному передам.
– Давай! Если духи вновь попрут, сигнал какой подайте, что ли. А то неудобно у окна торчать. Да и под снайпера попасть легко можно.
– Ладно, скажу Лихолетову. Держись, братва, ушел.
– Счастливо, да поменьше мечтай. Подыхать обидно будет.
– А я не собираюсь подыхать.
– Те, что на площади валяются, тоже не собирались…
– Так то – духи. Им положено.
Сержант ушел. Артюшин, повернувшись, спросил Шохина:
– Чего приходил сержант?
– Передать, что духи отошли, – крикнул Анатолий. – Так что можешь и ты отойти от окна. Присядь вон у стены напротив да из аптечки прими чего-нибудь.
– Чего?
– Ну, хотя бы обезболивающую капсулу.
– А может, сразу промедолчик вколоть? И боль пройдет, и кайф поймаю…