Стихия боли

22
18
20
22
24
26
28
30

Хотелось наслаждаться полной властью над этим нежным телом, бить еще и еще… Змей в очередной раз вскинул руку с бамбуковой палкой, как вдруг что-то просвистело возле уха и в районе плеча его пронзила острая боль.

— А-а, — зашипел Кун. Скосив глаза, он увидел рукоятку ножа, пригвоздившую его руку к деревянной балке. Потом посмотрел на дверной проем, который закрывала чужая тень. Стон застрял в его горле — там стоял демон, именно он или его собратья приходили за душой кхмера в наркотических кошмарах. Позабыв о боли, ничего не соображая от ужаса, Кун последним усилием воли попытался выхватить из кобуры «кольт», но исчадие ада оказался проворнее. Он рванулся, выкидывая вперед правую руку. Из рукава в ладонь прыгнул небольшой нож, клинок которого тут же пробил запястье боевика, воткнувшись в тростниковую стенкумат. Пистолет полетел на земляной пол. Боль пронзила тело Змея, разрушенное частым употреблением самодельного наркотика, лицо приобрело зеленоватый оттенок и покрылось потом. Он стоял неподвижно, не в силах шевельнуться.

— Ты как, майор? — Денис склонился над Натальей, сдергивая с ее рук самодельные путы.

Губы Серпень были разбиты в кровь, а под левым глазом набирался цветом большой синяк. Открыв мутные от боли глаза, она посмотрела на склонившееся над ней разукрашенное камуфляжной краской лицо морпеха и, страдальчески морщась, тихо спросила:

— Вы кто, ПСГ?

— Вроде того, — неопределенно ответил Давыдов, помогая летчице подняться.

— Вовремя успели, — ворчливо произнесла Наталья. На глазах изумленного Давыдова она буквально в считаные секунды преобразилась. Нагнувшись, подняла оружие, привычным движением взвела курок и, прижав короткий ствол к мокрому от пота лбу кхмера, без колебаний нажала на спуск. Выстрел прозвучал неожиданно громко, голова боевика от попадания крупнокалиберной пули взорвалась бурой жижей…

Аборигены, увидев своих гостей живыми и почти невредимыми, да еще в окружении зелено-коричневых существ, заметно приободрились, но по всему было видно, они испытывали благоговейный страх перед пришельцами.

Соплеменники первым делом освободили своего вождя, смыли кровь с лица и под руки, беспрестанно кланяясь, подвели к летчицам. Склонив голову, старик что-то горячо им говорил на своем птичьем языке.

— Ты понимаешь, что он говорит? — Денис обратился к проводнику, когда тот подошел к ним в сопровождении радиста.

— Благодарит небеса за спасение и спрашивает, что делать с трупами боевиков, — перевел Чен Оха.

— Скажи, это уже их дело, — устало буркнул Давыдов. — Хотя, пусть закопают, а нет, могут скормить свиньям. Хрюшек у них много, сожрут без остатка.

Услышав такое предложение из уст пришельца, вождь отпрянул назад и ошалело заморгал глазами, не понимая, что это было: шутка или действительно серьезный совет.

Растолковать аборигену эту шараду Давыдов не успел, к нему подошел Колесник. На лице ротного оружейника он увидел несвойственную ему печать озабоченности.

— Слышь, Гусар, шняга получилась.

— Какая еще шняга? — насторожился майор.

— Одной из этих обезьян удалось слинять, — Костя кивнул в сторону убитых красных кхмеров.

— Как это, слинять?

— Я ему с ноги зарядил, он влетел в хижину одного из этих дядей Томов. А сейчас пошел подбирать тигриную шкуру, ну, сам понимаешь, чего добру пропадать, а там вместо трех жмуров — два, — объяснил ситуацию Ку-Клукс-Клан. — Видно, зацепил этого недомерка по касательной, а он очухался и слинял.

— Твою мать! — разозлился командир группы, хотя и понимал, что руганью положение не исправишь. Посмотрев на Иволгина, приказал: — Птица, срочно радио на Большую землю. Пусть вытаскивают нас по-быстрому, а то здесь скоро соберутся повстанцы со всей страны…