— Борисыч, ты — серьезно?
— Вполне.
— В твоем-то возрасте? Делать тебе нечего.
— Толя, мне здесь уже делать нечего. У меня от этих дел государственной важности крыша скоро поедет. Релакс какой-нибудь нужен. Лучше помоложе и поактивнее, — Самолкин гнусаво захихикал. — А ты что, уже по-другому расслабляешься?
— А я и не напрягаюсь.
Хохот повторился.
— Так, значит, тебя не ждать?
— Даже, если бы и захотел, все равно не смог бы. Служба.
— Ой, да брось ты эти понты, — Самолкин скривился в гримасе. — Служба, бандиты, засады. Уж кто-кто, а я-то знаю, как ты засаживаешь.
Мужчины опять расхохотались, но обоим стало понятно, что разговор иссяк. Высказав еще пару плоских шуток, Самолкин попрощался. «Нет, работать сегодня уже никак невозможно. Все! Прием закончен!» Он поднял трубку и мягко пробормотал.
— Людочка, объяви, что на сегодня я — все. Там еще много народу?
— Четверо. И этот, — Людочка прикрыла ладонью рот, — тип из «Стройтреста».
— Что он хочет?
— Откуда я знаю? К вам хочет.
— Понятно. Нет-нет, скажи им, что на сегодня все. Я устал.
Людочка прикрыла трубку ладонью и прошептала.
— Альберт Борисович, сорок минут еще. Возмущаться будут.
— Ничего. — Депутат устало зевнул. — Повозмущаются и уйдут.
— Ой, не знаю.
— Ну, Людочка, ты же у меня умница! Придумай что-нибудь. Скажи, что меня срочно в комитет по бюджету вызывают. И это, — Самолкин замялся, — когда они исчезнут, позвони в клуб, забронируй кабинку. Достала меня эта работа.