Мишка заметно побледнел, но держался молодцом.
— Она поедет. — Для убедительности араб упёр трость мне в грудь. — Она и десять моих лучших людей.
— Маша — женщина! — Взвился муж. — Ей не по силам провернуть подобную операцию.
— Да. — Согласился Саид-Керим. И тут же веско возразил. — Но — необыкновенная. К тому же, как вижу, у неё есть стимул вернуться.
Представив, как во главе банды, беру штурмом крепость кого-то из новых русских, я улыбнулась. Хотя, если честно, нечего смешного в назревавшей ситуации не видела. Мало того, что убить могут, так ещё «свято место» необходимо найти. Ясен пень, что не получится просто постучать в дверь и, невинно состроив глазки, спросить: «А не в вашем ли подвале сидит на цепи вкушающий романтики горячий восточный отрок? Что? Не понимаете о чём я? Извините, но мы вам не верим.
И — из гранатомёта — ба-бах!
— Может, лучше пусть он едет, а я останусь. — Робко предложила я. — Я и стрелять не умею, и вообще, Москву плохо знаю.
В самом деле, из двух зол все здравомыслящие люди, как правило, выбирают меньшее. Удовольствие посидеть в тюрьме уже испытала. Поучаствовать в сражении — тоже успела. И, должна сказать, что если с каталажкой, скрепя сердце ещё могу кое-как примириться, то лезть под пули совсем не хотелось.
Но тут поднялся на дыбы Мишка.
— Нет! — Завопил он. — Я тебя здесь не оставлю!
— Короче. — Потерял терпение Саид-Керим. — Как я решил, так и будет. Нет — начну каждый день убивать по одному гяуру. И насаживать головы на кол перед окнами ваших камер.
Пару месяцев назад я бы ему просто не поверила, сочтя всё идиотской шуткой. Но воспоминания об интервью, взятом у Али Нургаева, и той светской непринуждённости, с которой он лишил человека жизни по гораздо меньшему поводу, заставили желудок вывернуться на изнанку.
Умывальник находился в трёх шагах, в углу камеры. Тошнить же начало гораздо раньше. Злобный варвар с гадливостью отвернулся, и я всёрьёз испугалась, как бы зачатки симпатии к белокурой американке Мери Райн не умерли в его огрубевшей душе.
Кто их знает, этих шейхов? Вот возьмёт — и передумает. И начнут бедную меня резать на мелкий гуляш. Конечно, полностью расчленить, надеюсь, не успеют, так как Мишка наверняка возьмётся за ум. Но, всё равно, перспектива абсолютно не внушала оптимизма. Феодализм — это вам не балы, рыцарские турниры и песни придворных менестрелей. И даже не кодекс чести, именуемый бусидо. Это — всего лишь прагматичная жестокость, как всякий инструмент, применяемая по необходимости.
— Я согласна. — Плеснув водой в лицо, поспешно проблеяла я.
— Вот и хорошо. — Холодно кивнул шантажист. — И, уже выходя, бросил через плечё. — Я распоряжусь, чтобы вас не беспокоили до завтрашнего утра.
Он целовал меня с ненасытностью странника, неожиданно отыскавшего источник среди пустыни. Ладони скользили по телу, останавливаясь в ложбинках и осторожно ощупывая возвышенности. Пальцы представлялись нежными цветочными лепестками, мгновенно оборачивавшими уколами шипов. Закрыв глаза, я дрожала от возбуждения. В порыве страсти он припал к одному из сосков. Я легонько застонала, лёгким касанием взъерошив его волосы, и малость удивившись новой причёске.
— Ниже. — Попросила я.
Покусывая живот, он заставил выгнуться от наслаждения. Я благодарно провела рукой по голове любимого мужчины и…
— Аа-а-а-а! — Если бы в камере имелись стёкла, то вывалились бы от моего крика.
ebooksa