– Нет, подписка о неразглашении.
– Неразглашении – чего? – совсем уж растерялся Просекин.
Ему говорили – шоколадные батончики, а здесь чуть ли не режимное предприятие.
– О неразглашении всего, что вы увидите на нашем предприятии. Это обязательное требование наших западных боссов. Без подписки ни один человек не может быть принят на работу.
Просекин не стал упорствовать, поставил подпись и вопросительно посмотрел на собеседника.
– Все нормально, – сказал тот. – Идемте.
В кабинете, где происходило «собеседование», съемку мы не вели. Основные события ожидались в другом месте – в небольшом цехе, где за длинными столами не покладая рук трудились одетые в несвежие белые халаты работники. Просекин и его спутник должны были пройти через этот цех в следующий, но просекинского провожатого кто-то отвлек, как это и было предусмотрено сценарием, и парень, извинившись, исчез. Просекин остался предоставленным самому себе. Мы снимали все происходящее из соседнего помещения через зеркальные стекла. Мы видели Просекина и все происходящее, а он нас – нет.
Работники были увлечены, по-видимому, важным, но совершенно непонятным Просекину занятием: перебирали сложенные в большие ящики упаковки от шоколадных батончиков. Они брали эти упаковки (явно побывавшие в употреблении) и что-то вытряхивали из них в стоявшие перед каждым из работников глубокие емкости. Возьмут упаковку в руки, вытряхнут из нее нечто невидимое, после чего упаковка летит в ящик с надписью: «Мусор». Немало озадаченный увиденным, Просекин через пару минут осмелился приблизиться к одному из столов. Неопределенного возраста работница в грязно-белом халате подняла голову и приветливо ему улыбнулась. Просекин тоже улыбнулся в ответ, еще не зная, что почти угодил в подготовленную нами ловушку.
– Работаете? – дружелюбно осведомился он.
– Ага.
– А чего это вы делаете?
– А вы кто? – вопросом на вопрос ответила женщина.
– Я работать тут буду. По обслуживанию механизмов, в общем.
– Не журналист? – строго спросила она.
– Что?
– Не журналист вы, спрашиваю?
– Не-е. Говорю же, по механике я.
– А то нам нельзя с журналистами-то.
– Запрещают? – сочувственно спросил Просекин.
– Ну! У нас с этим строго. Только слово лишнее сказал – и на расчет. – Женщина изобразила на лице подобие испуга.