Пирамида баксов

22
18
20
22
24
26
28
30

– За что? – удивился Демин.

– За то, что я про Аню тебе сказал без подготовки.

– Не извиняйся, Женька, – ответил Илья. – Все равно бы я узнал, рано или поздно.

* * *

– Я не погорячился, сказав, что мы сможем добраться до Магистра? – спросил я у Мартынова, когда мы остались одни.

Он покачал головой.

– Нет. Мне потребуется несколько дней на то, чтобы запустить механизм расследования.

– Расследование? Официальное? – недоверчиво усмехнулся я. – Кто же будет этим заниматься, если, по вашим же словам, Магистра прикрывают едва ли не на государственном уровне, по крайней мере его бизнес оберегают очень серьезные люди?

Про серьезных людей – это тоже были мартыновские слова.

– Одни серьезные люди оберегают бизнес и имеют с этого свой процент, – невозмутимо пожал плечами Мартынов. – Другие серьезные люди ничего с этого бизнеса не имеют и очень этим недовольны. Всегда есть те, кто чувствует себя обделенным, Женя. Им просто нужно подсказать, где именно их обошли и кто их обидчик. А уж «фас!» они скомандуют сами.

Ему ли было не знать, как это делается. Это как если бы профессору математики предложили порешать задачки из учебника математики для третьего класса средней школы. Никакой сложности. И не такими делами занимались, доводилось и интегральчики щелкать, и производные такие брать, от которых у обычных людей наступает полное умопомрачение.

– Не волнуйся, Женя, – сказал мне Мартынов, уловив мое настроение. – Хвост мы им прижмем, вот увидишь.

Все верно он насчет моего настроения понял. Я ведь не смогу себя спокойно чувствовать до тех самых пор, пока не исчезнет источник угрозы. Пока эту чертову пирамиду не разрушат до основания. Пока они в силе – я в опасности. Как только их начнут прессинговать, им станет не до меня.

* * *

На обед была рассыпчатая отварная картошечка, а еще гуляш под соусом, малосольные огурчики, домашней выделки колбаса, домашней же выделки брынза, изумительно вкусный квас с плавающими в нем ягодками и водка в запотевших бутылках. Чтобы не подавать дурного примера подрастающему поколению, просто Мария посадила нас отдельно от обедающих детей, в соседней комнате. Она успевала и там, и здесь, и хорошо еще, что ей помогали две женщины из местных.

Только когда мы распили первую бутылку водки, я почувствовал, как оставляет меня напряжение. Вид у меня, наверное, был все-таки не ахти, потому что просто Мария мне сказала:

– У вас неприятности какие-то, Евгений Иванович?

У нее был требовательно-всевидящий взгляд многодетной матери, которая своих сорванцов знает как облупленных и для которой никогда не существует никаких секретов, несмотря на то что характеры у ребятишек разные и у каждого свой нрав и норов. Напротив, эта разношерстность приучила ее различать малейшие нюансы в поведении, она все читает даже не по словам, а по недомолвкам, и ей порой своему ребенку не надо даже в глаза заглядывать, а достаточно лишь уловить, как он отводит взгляд, и ей все сразу становится понятным.

– В общем, да, – признался я, понимая, что скрыть от нее что-либо абсолютно невозможно.

– По работе? – спросила она участливо.

Для нее неприятности существовали только в двух координатах: работа и семья. Там могут быть проблемы. И как этой многодетной маме, ничего в этой жизни не видящей, кроме забот о своих тридцати сорванцах, как ей объяснить, что я залез в такие дебри, которые к моей работе не имеют ни малейшего отношения, а уж к моей семье, которой у меня к тому же и нет, и подавно.

– Не совсем по работе, – ответил я неопределенно.