Санитар

Старик был один в квартире. Паша в этом убедился сразу, пройдя со скучающим видом по комнатам.

– Вы ведь знаете, просто так я не могу ружье продать, – напомнил старик. – Разрешение…

– Да, я знаю, – кивнул Паша. – Вас как звать?

– Анатолий Егорович.

– Я все знаю, Анатолий Егорович.

Склонился к старику, заглянул в глаза, улыбнулся скупо. Добавил на всякий случай:

– Я сам из этих органов, которые решают – кому разрешить, а кого завернуть.

Хлопнул фамильярно по плечу, сказал:

– Ну, где ружье-то?

Старик открыл плохо покрашенную дверь в углу комнаты, щелкнул выключателем, и осветилась кладовочка крохотная – метр на метр. По стенам инструменты развешаны были – все в порядке, старик в этом толк знал, похоже. Ружье он хранил в металлическом ящике. Склонился, кряхтя, щелкнул замочком, откинул крышку ящика.

Ружье оказалось старым и невзрачным. Паша, наверное, не мог маску равнодушия на лице удержать, потому что старик, взглянув на него, торопливо заговорил и, как Паше показалось, с обидой:

– Оно чудесное, ружье-то это. Сейчас не делают таких. Здесь все настоящее и все на совесть.

Любовно погладил рукой вытертый приклад:

– Хожено-перехожено с ним.

Оно был длинновато – так Паше показалось. С таким не подойдешь незаметно. Опять не смог сдержаться, вздохнул.

– В ружье не внешность ценится, – сказал наставительно старик, истолковав по-своему Пашин вздох.

– Не подходит оно мне.

– Почему?

– Длинное.

– Длинное? – изумился старик.