– Почти – это как?
– А норма какая?
– Рюмка.
Козлов отвечал как автомат. На лице эмоции практически не отражались. Хургин выразительно посмотрел на Большакова. Тот кивнул в ответ и вызвал конвой. Козлова увели.
– Каков фрукт! – сказал Большаков. – Что скажете?
– Скажу, что требуется серьезное обследование.
– А предварительно?
– Затрудняюсь что-либо сказать.
Большаков почти разочарованно посмотрел на доктора.
– И все-таки, – пожал плечами Хургин. – Что-то из симптоматики, конечно, есть. Заторможенность, обрывочность мышления, внутренний разлад, конфликты с окружающим миром.
– Так он болен, по-вашему? – не поверил Большаков.
– Есть вещи, которые заставляют посмотреть на него внимательнее, – сказал осторожно Хургин. – Если у него пустота в голове, он плохо понимает, о чем ему говорят, хочет сказать одно, а вместо этого получается другое – это типичное проявление синдрома Кандинского-Клерамбо. И, возможно, у него определят-таки шизофрению. Но… – Хургин развел руками. – Есть один момент, который заставляет меня усомниться в болезни этого человека.
– Что именно? – заинтересовался Большаков.
– Слишком внезапно у него все началось. Вот эти два месяца, о которых он говорит, – я этому не верю. Не бывает так, чтобы до поры все было хорошо, а утром человек вдруг проснулся шизофреником. Здесь у меня сомнения.
– И что же делать?
– Освидетельствование проводить. Раствор барбамила внутривенно – и у него симптоматика раскроется во всей красе.
– Значит, пока ничего не можете сказать?
Глава 21
Лестницу он обнаружил случайно, когда присматривал для себя место, с которого можно было наблюдать за квартирой. Уже в темноте, когда село солнце, он взобрался на крышу старого сарая и здесь наткнулся на лестницу. Она была деревянной и легкой, и он вдруг понял, что все его проблемы решены. Квартира, та самая, располагалась на втором этаже, и если лестницу приставить к стене дома, можно легко попасть на нужный ему балкон.
Двор – не проходной, тупиковый, и люди здесь появлялись редко. Проходили торопливо и скрывались в одном из двух подъездов, а он лежал на теплой после дневного солнца крыше сарая и терпеливо ждал. В окнах нужной ему квартиры горел свет, но он не видел, что происходит внутри, из-за усеянных яркими цветами штор, только кухню шторы не закрывали, но там и не было никого.