Он уже привык к тому, что сначала выведывают, хорошо ли поставлено у него дело, а потом, убедившись, что он в средствах не стеснен, назначают цену за свои услуги – втрое выше обычной. Морозов, кажется, прочитал эту мысль на бородинском лице и с доброй снисходительной улыбкой поправился:
– Я лишь хочу понять, насколько напряжен ритм вашей жизни.
– Я понял, – кивнул Бородин, еще больше суровея, оттого что его мысли угаданы.
– Много приходится работать?
– Да.
– Встаете рано?
– Да.
– И поздно ложитесь?
– Да.
Морозов провел ладонью по столу, будто смахивая с его поверхности невидимую пыль.
– Вы несколько зажаты.
– Что? – не понял Бородин.
– Я говорю, что вы очень настороженны и зажаты. И у нас с вами беседа получается какая-то протокольная, сухая.
– Я не очень люблю говорить о себе.
– А вы не говорите о себе. Отстранитесь. Как ваше имя-отчество?
– Андрей Алексеевич.
– Фамилия?
– Бородин.
– Вот и расскажите мне об Андрее Алексеевиче Бородине. Знаете такого человека?
– Знаю, – осторожно усмехнулся Бородин.