– А потом, когда стало особенно горячо, они старались спасти его.
– Очень интересно. Вы допросили его?
– Так, немного поговорили… – неопределенно протянул капитан.
– И что же он вам рассказал?
– Поначалу вообще ни о чем не хотел разговаривать; все твердил, что приехал сюда с гуманитарной миссией, требовал представителей ООН, а потом ничего… заговорил. Сказал, что оказался в лагере в качестве обыкновенного наемника.
– Вот оно как.
– А еще сказал, что неподалеку отсюда еще с десяток его земляков воюют.
– И где же?
– В горах. У полевого командира Максуда. Иногда по радиоэфиру обмениваются впечатлениями.
– Чего же это он так вдруг сразу разоткровенничался?
– Не сразу, – улыбнувшись, признался капитан, – пришлось убедить его быть с нами откровенным.
– И как же?
– У нас имеется в запасе несколько безотказных способов.
Негр слегка приподнял голову, понимая, что разговор ведут о нем. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Черты лица правильные, волосы короткие, курчавые, руки мускулистые, привыкшие к физической работе.
Почему он оказался здесь – еще одна загадка этой странной войны, в которую приходится впрягаться. Вряд ли на Северный Кавказ негра занесли религиозные убеждения, даже коммерция не в счет, здесь нечто другое.
– Тебя как зовут? – спросил Степанов по-английски.
– Абди.
– Откуда ты родом?
– Из Пунтленда, – последовал немедленный ответ.
– Это Сомали?