Седая весна

Фомка покосился на Марфу. Та деньги не требует, не тянет руку. Улыбается. И человеку не по себе стало:

— Что за праздник? Кого чествуешь?

— Тебя! Завтра же суббота! В баньку сходим. Отдохнем. Не то вконец вымотался. Хочь на детву глянешь. Ить они тебя в лицо не успевают увидеть. Переоденься. Сколь можно в ентой замусоленной робе жить? — подала теплой воды, мыло.

Фомке зябко стало.

«С чего это баба так поменялась, что даже деньги не требует, отдохнуть предлагает сама? Может, проследила иль прослышала про Людку? Ну, тогда не теплой воды — кипятком ошпарила б! Но с чего же это Марфа шелком стелится? Где шило спрятала?» — с подозрением косился на жену.

Та вместе с ним к столу подсела. В глазах ни единой тучки:

— Устал, Фомушка? Тяжко тебе? Вконец измотался. А и я, глупая, все валю на тебя без жали. И ты молчишь…

— Слушай, Марфа, скажи, что стряслось? Беда ли какая? К чему готовишь? Не тяни! — взмолился мужик.

— А и ничего! Все как было! От мамки письмо пришло. Я тебе про него сказывала. У Хведи девчонка теперь есть. Так это покуда не жена. Проста жаль тебя и себя стало. Вовсе жизни не видя маемся. Вот и говорю тебе — пора отдохнуть. Об себе вспомнить.

Фома не верил Марфе. И, несмотря на ее уговоры, спать полез на печку.

— Зазря только потратилась на самогонку Неблагодарный ты, геморрой! Так встрела тебя. А ты едино на печку влез, как вошь портошная. Не иначе как полюбовницу заимел! И зря тебя бабка Уля жалеет. Ты как был говном, так им и остался! Давай сюда деньги! — подошла к печке вплотную.

— Нет! Сначала скажи, про что с Ульяной говорили?

Марфа вкратце рассказала, поливая бабу бранью, но так и не призналась, зачем появилась у нее.

Фомка, засыпая, улыбался. Значит, соседи понимают его и жалеют. Хотя, какое ему до них дело? А вот Людка! Ну, чертова баба! До чего ж с нею здорово! И почему не с нею под одной крышей? — думал он засыпая.

Перебрал сегодня Фома! Ой, как перегрузился! Не надо было бутылку до дна пить.

— Людка! Дай воды! — просит Фома. — Не крути голой задницей, слышь? Дай воды! — кричит громко и грозит: — Людка! Снова завалю! Дай воды! — и подскакивает от боли. Нет, не Людка, Марфа достала ухватом.

— Во и сознался, кобель, сам назвал суку. Выходит, Людкой ее зовут! — двинула ухватом так, что дышать нечем стало.

Фомка из последних сил пытался вырвать ухват из рук Марфы. Но не удалось. Разъяренная баба саданула по голове.

Как он оказался на койке, кто его перетащил, сколько пролежал без сознания, мужик не помнил. Перед глазами вспыхивали красные огни. Вот их отблески выхватили из тьмы лицо Марфы.

— Сгинь, сука! — затрясло мужика.