Заказанная расправа

22
18
20
22
24
26
28
30

Вероника была убеждена: с нею, случись что, разделаются куда проще и быстрее.

Тогда она еще не знала, что самое страшное ждет ее впереди. Уже через месяц женщина поняла, что беременна. Начался токсикоз. Изжога и тошнота не давали оторвать голову от подушки, а бабы бригады вмиг смекнули, что такое с Вероникой.

— И никакое не отравление у нее, бабы! Вы ж гляньте на ее рыло. Оно все темными пятнами взялось. Хером подавилась наша Верка! В положении она! И сама про то знает, но не признается! Не иначе, как старый черт припутал и огулял, набил девке пузо!

— Эй, Верка! Кого носишь? Бабкаря семя или враз начальника зоны? Нехай этот выблядок помогает тебе двойную норму сделать, коль жрать хочет! А то ишь пригрелся, хорек!

Ззчки в насмешках оказались беспощадны. Их колкости дошли до слуха охранниц, и те озверели. Сами по себе иль по подсказке начальника… Стоило Веронике замедлить шаг, получала она пинки, удары прикладами по плечам, животу, спине.

— Господи! Забери нас к себе! — просила баба, подняв голову к небу.

— Чего каежишься? А ну, вскакивай, блядешка! Вали шустро в барак! Нече здесь выламываться, — получив удар в ухо и отлетев шагов на пять, она хваталась за стонущий живот.

Вероника надеялась, что ребенок не выдержит побоев, лишений, умрет в утробе, не успев увидеть белый свет. Да и чему удивляться, тут и взрослый не выдержит. Но… Ребенок держался цепко, и живот бабы вздувался все больше.

Начальник охраны, несколько раз увидев изменившуюся, раздувшуюся во все стороны Веронику, все понял и, опасаясь неприятных последствий для себя, поспешил перевести ее на работу в другую зону.

Рождение ребенка в женской зоне в те времена было настоящим горем. Не приведись узнают, от кого он зачат, несчастным будет его отец. Не миновать ему срока — долгого и мучительного. Ведь и судили таких по политической статье, как вступивших в грязную связь с преступницей и тем опозоривших честь советского офицера. За это давали на всю катушку — двадцать пять лет. А потому старались те офицеры избавиться от компромата, убивали забеременевших. Или посылали на такие работы, где не то что баба ребенка — медведица медвежонка скинула бы. Так было и с Вероникой.

Сами бабы в бригаде не давали ей передохнуть. Заставляли выволакивать из барака «параши», носить воду в бачках. Она бралась охотно — не хотела иметь ребенка, да еще от старого ублюдка. Всячески пыталась избавиться от него. Но тот держался за жизнь зубами.

Веронику били охранницы. Загоняли в угол. Молотили кулаками по животу. Бесполезно…

— Ну, баба, либо дурака, либо богатыря на свет произведешь, — говорили зэчки. И Вероника выла не своим голосом:

— Не хочу! Оставлю в зоне! Не возьму! Видеть не могу!

Родила она сына. В положенный срок. Не богатыря и не дурака, не урода, совсем обычного. Как две капли воды похожего на отца.

Начальник зоны, едва взглянув, сразу понял, кто отец малыша, и сообщил выше. Вскоре Вероника узнала, что начальник охраны — отец ее ребенка, скончался от инсульта.

Сама баба долго не хотела видеть, кормить сына. Но его принесли ей, не спросясь. Маленький беспомощный человечек кричал, надрывался. Хотел есть. И Вероника не выдержала, взяла на руки, назвала Афанасием в честь своего деда. Она и не знала, что беременность и роды в таких условиях не пройдут бесследно. И ее с диагнозом «сахарный диабет» отпустят домой, за невозможностью использовать в труде…

Забирать Веронику приехал отец. Он-то и увез Афоню к себе в деревню, чтобы дочь скорее успокоилась, забыла все случившееся.

Афоня рос хилым, бледным, тихим. Он почти не видел мать и сколько себя помнил, возле него были бабка с дедом..

Уж так случилось, что деревенские мальчишки, узнав от старших, откуда взялся Афанасий, нещадно дразнили мальчугана, а когда ловили, устраивали ему «темную». Потому на улицу он не ходил. Дружил с девчонками. Они жалели и понимали пацана.