Сибирский триллер Том 2

   — Ну, рассказывал о себе, о своей работе. Представляешь, он — ученый—генетик! И ещё рассказывал о том, что у него очень хорошая мама, которая вкусно готовит. Он любит вареники с вишней и со сметаной, а ещё пирог "наполеон". Говорит, что так хорошо, как его мама печет "наполеон", никто не умеет.

   — Так у вас был кулинарный симпозиум? А я думала, любовное свидание. Я тоже люблю "наполеон" и вареники с вишней! Пусть пригласит нас к себе в гости.

   — Ленка, ты что, сдурела? Признайся — завидуешь мне?

   — А чего я должна тебе завидовать? Сегодня не один, а даже два кавалера валялись у моих ног.

   — Это на выходе из парка?

   — Ну, возможно, они не такие интеллигентные, как твой Вадик, но зато один с усиками, а второй с золотым зубом. Я им очень понравилась. Но я мечтаю о других, и даже твой Вадик меня не вдохновляет. А то отбила бы у тебя без проблем.

   — Я знаю, ты такая! Ты совершенно бессовестная. Но я своего счастья тебе так просто не отдам. Я буду защищать его с подушкой в руках.

   Она схватила с кровати подушку и метнула её в Лену. Подушка попала той в лицо, потому что она в этот момент посмотрела в другую сторону и не заметила броска. На это нападение Лена отреагировала мгновенно: схватив свою подушку, подбежала к Ларисе и обрушила той на голову.

   Битва с подушками в руках была их любимой забавой с детского дома. Там в спальне, в которой спали двенадцать детей, разыгрывались настоящие баталии. Неоднократно они переходили в битвы между несколькими спальнями, и тогда в широком коридоре, с визгом, дрались подушками несколько десятков мальчишек и девчонок. Дежурная воспитательница с трудом загоняла бойцов обратно в спальни, а утром на линейке разбирали битвы и наказывали зачинщиков.

   Очень часто зачинщиком признавали Лену, но наказывали заодно и Ларису. Как повторяла старшая воспитатель: "мы говорим Виноградова, подразумеваем Абрикосова, мы говорим Абрикосова, подразумеваем Виноградова".

Глава 10. Юля Шатунова

   Несовершеннолетнюю проститутку, обнаруженную на даче Чалдона в ночь убийства Смирягина, звали Юля Шатунова. Ей ещё не исполнилось шестнадцати лет. Росла она в благополучной семье — родители работали на станкостроительном заводе и по советским временам неплохо получали. Отец, Николай Федорович, токарь—фрезеровщик 6 разряда, освоил станки с числовым программным управлением и руководил бригадой фрезеровщиков. Мать, Антонина Петровна, имея средне—техническое образование, работала на том же заводе техником—нормировщиком. Семья жила зажиточно, имела машину "Жигули" второй модели и ежегодно летом ездила на Черное море в Анапу оздоравливать Юлю.

   Апрель 1985 года положил начало осторожным реформам, направленным на частичное обновление существующей системы. Горбачев поставил вопрос о необходимости повернуть производство лицом к потребителю и активизировать человеческий фактор. Повернуть производство лицом к потребителю не удалось, а вот человеческий фактор активизировали до такой степени, что уже на первом этапе поворота миллиардные государственные капиталовложения в базовые отрасли промышленности бесследно растворились во всеобщем бедламе.

   Движение к социализму с человеческим лицом не получилось: то ли такого лица не существует в природе, то ли "прорабы перестройки" оказались несостоятельными. Во всяком случае, неожиданно выяснилось, что использование лозунгов в качестве двигателя перестройки вместо программы действий эффектно, но не эффективно. Какие—то суетливые действия были, но по своей содержательности они напоминали болезнь, известную медикам как хорея Гентингтона /[12]/.

   В эпоху гласности родители Юли влились в передовую политически активную часть населения. Вместе со всем народом взахлёб читали романы "Дети Арбата", "Новое назначение", "Жизнь и судьба", "Доктор Живаго", несколько раз смотрели фильм "Холодное лето 1953 года" и посещали все проводимые в городе митинги. Раньше с трудом высиживали на профсоюзных собраниях, а на митинги не жалели времени, потому что своим участием в них активно способствовали проводимым в стране преобразованиям.

   Неожиданно стали известны страшные вещи: оказывается, десятимиллионная армия российских коммунистов не имеет своей компартии! Все союзные республики имеют, а РСФСР нет! Юлины родители никогда не входили в составе данной армии, но им тоже, как и всем мыслящим россиянам, стало обидно за свою республику.

   После того, как в июне 1990 года съезд российских депутатов провозгласил суверенитет РСФСР и приоритет российских законов над союзными, началось неуклонное движение к распаду государства и краху экономики. Митингов эпохи гласности не стало и старые темы, обсуждавшиеся на них, закрыли по причине неактуальности. Зато открыли новую тему о прелестях рыночной экономики. За эти прелести хлопотали известные журналисты, писатели, экономисты, а также умные люди из числа тех, кто уже наметил для себя куски "государственного пирога". Стало ясно, что в скором времени все станут богатыми и счастливыми, потому что при таких огромных природных богатствах грех не жить так, как в Объединенных Арабских Эмиратах или даже лучше.

   Между тем, несмотря на близость обещанной популяризаторами рыночной экономики сытной и счастливой жизни, экономическое положение в стране стремительно ухудшалось, и когда родителей отправили в длительный отпуск за свой счёт, стало совсем невмоготу. Немного успокаивало то, что хоть это и необходимо, но ненадолго. "Нельзя быть чуть—чуть беременной, и поэтому реформы невозможно проводить плавно и эволюционно", убеждали популизаторы "шоковой терапии" и разъясняли, что дела в экономике СССР идут плохо потому, что в стране "нет хозяина", "свободы слова" и "трех ветвей власти". Правда, не сообщалось, кому конкретно предстоит стать хозяевами всех советских "лесов, полей и рек", средств производства и рынка рабочей силы, но все понимали, что назрело время перемен.

   Надоели пустые прилавки магазинов и битком набитые продуктами распределители для партийно—хозяйственного актива. Надоело вкалывать на бандитов из национально—освободительных движений, отказывая себя и детям во всем, и выслушивать косноязычные бредни о светлом коммунистическом будущем. "Потерпите полгода, и заживем, как немцы или американцы", — обещал Борис Ельцин и семья, как могла, пыталась выжить в это трудный переходной период к полному счастью: отец подрабатывал на рынке грузчиком, а мать бегала по городу, собирая стеклотару. Вечерами они собирались на кухне с приятелями и соседями и за бутылкой дешевого вина обсуждали положение в стране. Спорили, когда, наконец, истекут эти полгода и за счет чего наступит богатая и счастливая жизнь.

   Немцы и американцы продолжали жить, как и жили, а у россиян со строительством нового общества не ладилось так же, как до этого со строительством коммунизма. То ли строителями были одни и те же лица, то ли строительные методы оставались такими же, как и раньше. Но дела шли очень скверно и так же бесперспективно, как и в советское время со строительством светлого будущего. Когда начинают строить светлое будущее, серое настоящее становится чернее "Чёрного квадрата" Казимира Малевича.