— Должны. На ночь на поселения обычно не ездят, добираются засветло. Я не знаю.
— Херня, отмахнемся! Скажешь, что срочное дело. И поубедительнее, поубедительнее, — инструктировал его Граф. — Я буду вни-ма-тельно слушать, что ты говоришь, — предупредил он.
— Даже так? — усмехнулся подполковник. — Я не артист, простите, но говорю, как умею.
— Не забивай баки, скажешь, как нужно, а не как умеешь. Всякий мент есть и артист, понял? Всякий, — отрезал Граф безапелляционно. — Я хоть и не философ, а знаю. Легавые вообще уникальная порода людей. Правда, шеф? — обратился он к шоферу. Тот замялся и ничего не сказал, видать постеснялся сидевшего рядом мента. — Правда, — сам за него ответил Боря. — Знать, что ты сам ничем не лучше других, и тащить людей в кутузку! Каково, а?! Чем не игра? Игра, да еще какая! Все ведь знают, что девяносто процентов ментов — продажны и паскудны, конченые преступники. Причем все, снизу доверху! И все притворяются, делают вид, что стоят на страже закона. Боремся, дескать. У, суки продажные! — Граф от души выругался.
Я его поддержал. Подполковник молчал, в споры не вступал, однако слушал Графа внимательно. Привычка, школа. А может, в глубине души сам был согласен с Графом.
Выпустив немного пар, мы снова притихли.
Глава восемнадцатая
Мосьва появилась внезапно. Рассыпанная светящимися точками в низине, она приковала наши взоры. Лес заканчивался и начинался уже за поселком, небольшим, домов на сто — сто пятьдесят, а то и меньше. Скромное селение в гуще леса, почти остров, на самом краю которого светилась своими запретками и бараками зона, лагерь строгого режима. Мне не один раз приходилось смотреть на ночной лагерь издалека, глядя в окно «Столыпина». А однажды наш поезд остановился прямо напротив другого «столыпинского» вагона, сквозь решетки которого просматривались головы зэков. Сначала стало очень тихо — такое встречается крайне редко, а затем мы стали переговариваться, спрашивать, куда и откуда, искать земляков. Но менты быстро сориентировались и пресекли «свидание».
Мы приближались к поселку с каждой минутой, и на душе становилось все тревожней и тревожней. Как она нас встретит, Мосьва? Я приготовился к худшему, достал из-под куртки автомат и примостил его между колен, так чтобы его не было видно, если станут внимательно разглядывать пассажиров. Но никакого оперпоста не было. Напились или в другом конце? Зона давно осталась позади, мы ехали по поселку и не встречали людей. Никого! Будто поселок вымер или ушел в подполье. Было около половины девятого вечера, не так уж поздно. Я даже не ожидал, что мы так быстро доедем. Сидят по домам, как сычи, молодежь — где-то в клубе, если она вообще здесь имеется. А вот и «ночной бар» — захудалое кафе на курьих ножках. Деревянная изба с трубой на крыше. Дым, понятно, не валит, но труба есть.
— Зайдем, что ли? — шутя предложил я Графу и кивнул на вывеску. Шофер моментально притормозил и повернулся к нам. Он, как и мы, конечно, тоже проголодался, а до следующего поселения ехать и ехать. Из «бара» даже доносилась музыка — знай, мол, наших! Но кому идти? Жрать-то хотят все, это ясно, но кто принесет?
Нина отпадает, однозначно. Девка непредсказуема и потому вряд ли вернется с колбасой, скорее с кем-то. Шофер Гена? Можно послать его, он поклялся своими детьми. Такие, как он, просто так не клянутся и, если поклялись, не скажут: «Я клялся языком, а не сердцем». Да, пожалуй, только он годится для этого дела. Нам лучше не высовываться, а подполковник еще тот фрукт. Тихоня. Мы перебросились с водилой несколькими словами, и он охотно согласился пойти за продуктами.
— Дай ему сумку, Нина, — сказал я девке, и та передала сумку шоферу.
— Грузи все подряд и бери побольше пакетного. Не забудь и про спички, чай. Кажется, все.
Я сунул ему деньги и попросил ни с кем не болтать.
— Скорее всего, там одна молодежь, смотри, не сцепись с ними, и вообще…
— Да ну что ты, только этого мне не хватало, — сказал Гена и пошел к избе.
Людей в кафе было немного, но они были, я заметил их, когда Гена открывал дверь и входил. На окнах — шторы, ничего не видно. Мы стали ждать. Примерно через пять — семь минут дверь широко распахнулась и вместо нашего Гены на пороге появилась четверка молодых ухарей. Они были явно на взводе и почти орали, доказывая что-то друг другу. Заметив машину, не повернули, куда собирались, а остановились. Один из них, самый высокий и широкоплечий, показал рукой в нашу сторону и направился к машине. Остальные двинули за ним. Мы сидели без света, но свет, падающий из окон кафе, немного освещал тачку, так, самую малость. Высокий подошел к машине, нагнулся к окну и сунул голову внутрь.
— Здорово, люди, — поздоровался он с ментом, затем обвел взглядом нас. — Купе забито до отказа, ясно. — Его глаза остановились на Нинке.
— Куда едем, если не секрет? — спросил наглый тип.
Я и Граф сидели с опущенными головами, с понтом дремали, а Нина и подполковник молчали, не зная, что сказать.