Оборотни

Канада

Ханс Путилофф неторопливо цедил кофе, раздумывая над тем, как бы ему попасть в комнату 17 прежде, чем занимавший ее старший офицер германской Люфтваффе вернется с военно-воздушной базы Гуз-Бея.

Отель «Королевский» стал для немцев чем-то вроде рекреационного центра с того времени, когда, построив новый ангар для своих самолетов, они стали постоянными участниками натовских маневров. Приезжавшие экипажи останавливались в отеле еще до получения допуска на базу. Это создавало идеальные возможности для подслушивания непринужденных бесед военнослужащих.

Гуз-Бей, небольшой городок на негостеприимном восточном побережье Лабрадора, является одной из главных стратегических баз Запада. Имея две длинные взлетно-посадочные полосы, она превратилась в центр натовских маневров, и там постоянно квартировали значительные контингенты военно-воздушных сил Англии, Германии и других стран НАТО, дополнявшие военнослужащих Королевских ВВС Канады. Почти пять месяцев в году находясь под снежным покровом, база оказалась удобным укрытием и местом стоянки также и для многих частных самолетов, которые переправляются через Северную Атлантику в Европу и обратно.

Экономика городка целиком зависит от аэропорта, и три его отеля всегда заполнены. Два из них, «Лабрадор» и «Королевский», — это деревянные здания с тонкими перегородками между номерами. Право на сохранение личной тайны не входит в число удобств, предоставляемых постояльцам в этих трехзвездочных провинциальных отелях.

Но, как шутил Ханс Путилофф, неудобства для одного человека иногда оборачиваются выгодой для другого. Ему было около шестидесяти девяти лет, в Канаде он оказался в качестве иммигранта из Восточной Германии в 1956 году. Немец по происхождению, он выдавал себя за Лалека Видовски, умершего польского моряка. С поддельными документами на это имя он жил сначала в Западной Европе. Потом, заработав деньги на переезд в Канаду, он обосновался там в качестве иммигранта. До того как Берлинская стена расколола континент, это был легкий путь для всех желающих. Пять лет спустя он дал присягу канадскому знамени и стал гражданином этой страны. Изменив свое имя на Лу Виддерс, он начал работать заправщиком самолетов «Шелл эвиэйшн сервисиз» в гражданском терминале аэропорта Гуз-Бей. Канадская скороговорка постепенно растворила иностранный акцент рабочего. Окружающие понятия не имели о его польском происхождении и европейских предках.

Так Лу Виддерс стал канадцем. И это должно было радовать его начальников и наставников в учреждении, которое раньше именовалось ГРУ (Четвертое управление Генерального штаба Красной Армии, созданное Троцким после русской революции), а в более поздние годы трансформировалось в КГБ.[2] Именно там, в Москве, в доме номер два на площади Дзержинского, молодого Ханса скрупулезно готовили к будущей роли канадского гражданина. Ханс Путилофф, который стал Лалеком Видовски, а теперь именовался Лу Виддерс, входил в огромную армию неопознанных шпионов, давно отправленных на Запад в качестве «нелегалов». Они растворились в местных общинах, но всегда помнили, что в один прекрасный день Москва призовет их к исполнению своих прямых обязанностей.

Ожидание длилось долго. Теперь же, в перестроечное время, подобный призыв вообще стал маловероятен. Но это не смущало Лу Виддерса. Он принадлежал к редкому типу совершенно сознательных и внутренне инициативных шпионов. Он занимался этим делом с интересом. Не было у него и мысли о возвращении в объединившуюся Германию. Слишком специфическим было далекое прошлое Ханса, начисто смытое его русскими начальниками в первые послевоенные годы. Дахау. Небольшой городок возле Мюнхена. Место смерти, где до сих пор не поют птицы. Там начинался Ханс Путилофф, там получал он удовольствие, помыкая несчастными, которые отдавались на его попечение. Когда Ханс понял, что война подходит к концу, он бежал на Восток. Инстинкт подсказал Хансу, что русские оценят его жестокий талант. О Канаде он, разумеется, понятия тогда не имел. Надо было просто выжить.

Преисполненный рвения исполнитель, он не ждал приказов, которые могли не поступать длительное время. Самостоятельно стал он накапливать всеохватывающий банк данных по Гуз-Бею, его аэропорту, прилетавшим самолетам и их командам, по имеющимся и совершенствующимся системам вооружений. Эти данные, в течение тридцати лет хранившиеся в рукописном виде, теперь были полностью занесены на два 180-мегабайтных диска, подключенных к его компьютеру «Apple Macintosh II».

Он контактировал только с одним русским дипломатом, ежегодный отпуск которого совпадал с отпуском Ханса. Вместе они посещали Ниагарские водопады. Встречи их были очень короткими, но достаточными для того, чтобы Ханс продемонстрировал свое здоровье и готовность выполнять задания. Следующая такая встреча была намечена на предстоящий вторник.

Ожидая ее и педантично реализуя свою инициативу, Ханс выбирал удобный момент для проникновения в комнату 17. Проживавший в ней германский офицер мог оставить нечто такое, что послужило бы ценным дополнением к собранным им данным. Он улыбался, попивая вкусный кофе. Тонкие стены местных отелей очень его устраивали. Время от времени агент проскальзывал в пустую комнату, примыкающую к номеру того, за кем он следил, и подслушивал за перегородкой доверительные разговоры. Информация случалась не только интересной, но подчас и компрометирующей. У счастливого в семейной жизни командира воинской части обнаруживалось влечение к молодым мужчинам; приезжий дипломат оказывался избитым в своем номере черным французским летчиком; скромный шифровальщик между делом занимался торговлей наркотиками. Такие сведения тоже регулярно пополняли файлы компьютера.

— Все путем, Лу? — спросила пышная молодая буфетчица, которая могла бы своими выдающимися прелестями обогреть двух дровосеков в такую морозную ночь.

— Порядок, — любезно сказал он в ответ.

— Еще кофе?

— Хватит. Надо идти.

Он вынул из кармана долларовую бумажку и оставил ее на столе, надел теплую куртку с капюшоном, на спине которой красовалась эмблема «Шелл», и приготовился покинуть уютный ресторанчик у входа в отель.

— Увидимся, Лу.

— Непременно.

Открыв дверь, он ступил в черноту ночи, в колючие двадцать градусов ниже нуля. Та комната не была освещена, темным оставался и примыкавший к ней номер. Убедившись, что за ним не следят, он вынул общий ключ, украденный много лет назад, и двинулся к двери.

У комнаты 17 он остановился. Все было тихо. Осторожно постучал и подождал, убеждаясь, что никто не отвечает достаточно долгое время, за которое спящий мог бы проснуться. Теперь можно вставить в замок общий ключ и распахнуть дверь.