Оборотни

— Мистер Триммлер, оскорбления в мой адрес излишни. Они не производят впечатления. Если вы от этого лучше себя чувствуете, то валяйте. Но тогда я, пожалуй, пойду и посижу за другим столиком, чтобы наслаждаться пищей, не отвлекаясь.

Триммлер чуть откинулся на стуле и внимательно оглядел Эдема.

— У вас легкая жизнь. И вы знаете об этом. Вы делаете то, что вам прикажут. Не нужно думать, просто исполнять. Я провел всю свою жизнь в раздумьях. И вот приходит день, когда начинаешь думать: для чего же нужны были все эти раздумья? Просто на пользу науки. Просто для того, чтобы вывести еще одного человека в космос. Сделать все это возможным, а самому не почувствовать, на что же все это похоже, самому никогда не понять, что же действительно означает эта невесомость, когда человек висит над нашей маленькой планетой, плавает в космосе. Вся мировая наука, все размышления никогда не заменят действительного пребывания там. — Он сделал большой глоток, опорожняя свой стакан, и официант подошел, чтобы снова наполнить его.

— Вы готовы сделать заказ? — осведомился он.

Триммлер показал, чтобы официант ушел.

— О’кей. Я подожду.

— Еще один такой, — потребовал Триммлер, подымая свой, снова наполненный стакан.

Эдем понял, что он не относится к людям, которые, выпивая, чувствуют свою норму. Блеск в его глазах подтверждал это.

Триммлер доверительно наклонился над столом, когда официант опять пошел к бару.

— Мечты, — продолжал он, — не являются достоянием только молодых. Слишком самонадеянно для вас, людей молодых, думать так. Но именно так вы и думаете. Слишком многие путают успех с мечтами. Я добился успеха. Большого, смею вас заверить. Я богат. Я знаменит, не как поп-звезда, но в моем собственном мире. Я был причастен к истории, я ее трогал, я ее делал с семнадцати лет. Но я никогда не был ее частью. Я никогда не летал в своих космических кораблях, никогда… мечты, которые я вынашивал молодым человеком, превратились в достижения других, в чужих странах. Но мечты обретают все большее значение по мере нашего старения. И знаете почему? Потому что остается мало времени, чтобы воплотить их в жизнь. И вот приходят молодые и сокрушают ваши мечты, будто они вовсе не существовали. — Он снова сделал большой глоток. — У вас даже нет представления, о чем я говорю, не так ли?

— Я понимаю, о чем вы говорите.

— Гм… — недоверчиво промычал Триммлер. — Вы англичанин, да?

Эдем кивнул.

— Европеец. Как я. Ближе ко мне, чем эти американцы со своим варварским образом жизни. Эта страна — культурная пустошь. Доллар! Только он их и заботит. Их доллары и что можно на них купить. Когда мне было тринадцать лет, мой отец водил меня на концерты. До войны я слушал некоторых величайших музыкантов мира. Я жду здесь чего-то почти пятьдесят лет. Чего я здесь жду?

Эдем увидел, что к ним опять направился официант.

— Думаю, что нам следует сделать заказ. Иначе нас выставят отсюда.

— Закажите. Что-нибудь. Цыпленка, если он у них есть.

Официант поставил на стол новый стакан с виски и льдом и принял от Эдема заказ: цыплят по-каджунски для пьющего и печеную краснорыбицу для себя. Блюдо из красной рыбы одно время было столь популярно, что в конце 1980-х годов был наложен запрет на ее отлов в коммерческих целях. В соответствии со стилем Эдема это было также самое дорогое блюдо в меню.

В это время в дверях появился Фрэнки в своем кресле и подал Эдему сигнал подойти. Эдем извинился, прошел через ресторан к таксисту.

— Вам послание от Такера, — сказал Фрэнки. — Он передал, что некто Гроб Митцер только что погиб. В здании, которое было взорвано. В Германии. Вашему другу, если он еще не знает об этом, ничего не говорите. Вас просто ставят в известность.