Шейх

— Да хрен ты его поймаешь! — скепсиса в голосе группника хватило бы на десяток самых отъявленных пессимистов.

— А перед нами такой цели пока и не ставится, — отозвался Фадеев. Видимо окончательно оторвавшись от созерцания карты, он оттолкнулся от стола руками и выпрямился. — Наша задача не столь грандиозна. Самое большое, что от нас требуется — перекрыв пути продвижения «Шейха», задержать его на чеченской территории на лишние семь-восемь дней.

— ??? — безмолвный вопрос задали все, и ротный, сунув карандаш в нагрудный карман, был вынужден пояснить:

— Насколько я понимаю, у ФСБешников имеются какие-то наработки. То есть, чтобы завершить начатое и предотвратить теракт, им не хватает лишь времени.

— Тогда вопросов нет, — Ефимов повернулся, чтобы выйти, сделал шаг вперёд, затем внезапно остановился и, словно спохватившись, вновь повернулся лицом к ротному: — Вадим, Б/З на когда и на сколько?

— Завтра. Боевое распоряжение уже пришло. Оперативные дела готовят. Сейчас карту распечатают и где-то, — Фадеев взглянул на часы, — через час будете «принимать» решение.

— Понятно, — протянул Ефимов, и чтобы его «понятно» было логически завершено, добавил: — Значит, пошли обедать, — и, подмигнув Косыгину, двинулся к выходу из палатки ЦБУ.

— Ступайте, — махнул рукой Фадеев, оставаясь стоять на месте, — а мне ещё к комбату на пять секунд заглянуть надо.

— Смотри, Вадим, всё сожрём и тебе ничего не оставим! — не оборачиваясь, бросил Ефимов, и вышел наружу. Следом, обогнав прочих «на повороте», шмыгнул Леонид Лёвиков.

— Завтра, блин. Странно, что не на сегодня, — бурдел капитан Гуревич, направлялась вслед за ушедшими, а шагавший рядом с ним старший лейтенант Крушинин обернулся и запоздало уточнил:

— А какие группы идут первыми?

— Все, — отрезал так и оставшийся стоять подле карты Фадеев и, по-видимому, для того, чтобы предупредить дальнейшие вопросы, добавил: — Кроме Лёвикова. Я иду командиром отряда, с кем именно — решу позже. Идём на семь дней.

— Ни хренасеньки! — присвистнул Крушинин, незаметно цапнул со стола дежурного красную гелевую ручку и, слегка подбодрившись от этой шалости, поспешил догнать Игоря, уже откидывающего брезентовый полог, закрывавший собой деревянную входную дверь.

За пределами помещения дул весьма прохладный осенний ветер. Его порывы заставляли палатки вздрагивать брезентовыми боками, а развевавшиеся над ПВД флаги — хлопать и трепетать. По небу, словно убоявшись наступающей с запада стихии, на восток стремительно летела большая стая воронов. Вышедший наружу Гуревич на мгновение прищурился, привыкая к более яркому освещению, зябко передёрнув плечами, распрямился и, не дожидаясь, когда на свежем воздухе окажется чуть приотставший Крушинин, вслед за Ефимовым направился к офицерской столовой.

Меж тем становилось всё пасмурнее. Тёмные тяжёлые облака, медленно тянувшиеся с запада и обещавшие скорый дождь, уже закрыли большую часть небосвода. И только далеко на северо-востоке, у самого горизонта, всё ещё оставалась узкая, свободная от туч и, наверное, потому пронзительно голубая, линия. Пока сверху не упало ни капли, но уже на юго-западе, там, откуда, завывая двигателями, тянулась бесконечная бронеколонна пехотного полка, виднелись свисающие вниз седые космы изливающихся на землю водяных потоков. Пасмурная хмарь всё сильнее окутывала окружающее пространство. Казалось, ещё чуть-чуть, и долину поглотят пасмурные сумерки, но тут, совершенно неожиданно, разгоняя наступающую тьму, сквозь прореху туч выглянуло блеклое солнце. Всего на пару мгновений рассыпавшись своими радужными лучами по падающим каплям, оно осветило землю и вновь спряталось, а невольно залюбовавшийся радугой Гуревич перестал смотреть под ноги — вколоченный в землю «столбик» артиллерийской гильзы подвернулся под левую стопу капитана совершенно естественным и ненавязчивым образом.

— Есть! — бодро, даже почти радостно констатировал только сейчас выбравшийся из палатки ЦБУ Крушинин. Он захихикал, видя, как Игорь, взмахнув руками, едва не повалился на землю.

— Едрён батон! — чудом удержав равновесие, Гуревич подобрал слетевшую с головы кепку и нарочито сердито зыркнул в сторону довольно улыбающегося старлея.

— Лыбься, лыбься! — Игорь нагнулся, поднял с земли первый попавшийся камешек, подбросил на руке, оценивая вес, прицелился в сторону Крушинина и, изобразив замах, бросил его под ноги. После чего, вздохнув, снисходительно буркнул: — Ладно, живи! — и, не дожидаясь ответной реплики, потопал дальше.

Дорожка, вымощенная камнем, огороженная вбитыми в землю гильзами длиной всего ничего — каких-то тридцать-сорок метров, заканчивалась прямоугольной площадкой, которая своей северной стороной вплотную примыкала к офицерской столовой, представлявшей собой обычную брезентовую палатку. Не новую, но вполне приличную, ещё не потрёпанную «жизнью» и погодными условиями. Перед самым входом в неё лежала большая металлическая решётка для чистки обуви, а слева, врытые глубоко в землю, возвышались два гладко оструганных деревянных столба, соединённых меж собой деревянной же перекладиной. На одном из них висел обычный алюминиевый, однососковый рукомойник, на втором на больших гвоздях трепыхалось под порывами налетающего ветра белое армейское полотенце. А в приколоченной к перекладине пластмассовой мыльнице лежало тоже белое армейское туалетное мыло.

Подойдя к умывальнику, Игорь намылил руки, вымыл их, тщательно вытер полотенцем и только после этого шагнул в помещение столовой. В нос сразу же шибанул умопомрачительный запах настоящего украинского борща.