Она не ответила. Хомутов вернулся в кабину.
Уланов указал куда-то далеко вперед:
– Граница!
Хомутов проследил направление: те же холмы, никаких пограничных столбов.
– Русло ручья видишь? – крикнул Уланов. – Это она и есть.
– А до жилья далеко?
– На какой стороне? На джебрайской?
– Нет, ясное дело.
Уланов взглянул на лежавшую на коленях карту:
– Километров пятнадцать.
– Тогда садись – сразу за ручьем.
Вертолет скользнул вниз и завис над каменистой площадкой. Гул двигателя стих, лишь лопасти винта мелькали, постепенно замедляя бег. Хомутов склонился к Уланову, и они обнялись, хлопая друг друга по спине.
– Надо же, – бормотал Уланов. – Глазам не верю… Пашка, честное слово – Пашка… Откуда ты свалился? Что случилось?
– Ничего особенного. Это я из командировки вернулся, – проговорил Хомутов. На глазах у него стояли слезы.
Уланов отстранился и оглядел Хомутова с ног до головы, будто все еще не веря, что все происходящее – наяву.
– Я думал сначала, что тебя в Союз отправили. Потом прошел слух, что Фархад тебя орденом наградил, причем посмертно.
– Это я сам себя наградил, – засмеялся Хомутов. – Я здесь был все это время, в Хедаре. Походил в президентской шкуре.
И пояснил, видя, что Уланов недоумевает:
– Из меня сделали двойника Фархада, чтобы сбить с толку террористов. Поднатаскали немного, и – вперед.
– То-то я вижу, рожа у тебя какая-то странная, – улыбнулся Уланов. – А на кой тебе понадобилась вся эта стрельба, захват вертолета?