Охота на шакала

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ну, как проходит ваше путешествие? – обратился к нему вышедший на палубу Уоррел.

– Спасибо, все хорошо. В том числе и благодаря вашей помощи. Но я не ожидал увидеть вас здесь, капитан.

– О, это отдельная история, – бывший уже навеселе командир эсминца улыбался, – ее надо рассказывать отдельно. К чему я и веду – раз уж мы опять встретились, то приглашаем вас на борт. Все и расскажем.

– Почему бы и нет? – отозвался Мефодий. – С нашим удовольствием.

Вскоре в кают-компании дым стоял коромыслом. Выпить со знаменитостью каждый из американцев почитал за честь. И, учитывая то, что на эсминце сегодня вполне справятся без него, Уоррел решил расслабиться, позволив это сделать и тем офицерам, которые были с ним на яхте.

Мефодий, делая удивленное выражение лица, только ахал, выслушивая рассказ о том, что случилось на «Киренаике» и «Кроссе» за последнее время.

– Просто какой-то ужас. – говорил он, – раз уж тут такое, то представляю, что случилось бы со мной…

Представленный ему Джамаль разливался в извинениях по поводу их первой встречи.

– Господин Мефодий, я просто сгораю от стыда, что так получилось, – говорил он, прижимая руки к груди, – мне ведь даже не сообщили о том, что произошло. Я тогда вел важные переговоры и ничего не знал. Эти твари отказали в помощи!.. Нет слов! Но, безусловно, вина на мне. Впрочем, как видите, Аллах наказал нас… Все погибли – остался лишь я и два моих помощника.

Мефодий уверял, что все понимает. И его статус легенды, и уже изрядный градус давно сидевшей компании немало поспособствовали тому, что Платонов, поднимая тост за тостом, часа за полтора ухитрился споить буквально всех – американцев, ливийцев и Пятакова.

* * *

– К-капитан, я вас очень пр-рошу… отпустить меня на берег. На-бе-рег! – Язык у Пятакова, употребившего ударную дозу виски, не то что заплетался – вязал петли. – Вы же поймите… у меня бизнес. Понимаете – б-б-бизне-ес. И мне надо быть… ик… на берегу.

Уперев локти в стол и положив на ладони вспотевшее лицо, Пятаков мутными глазами всматривался в могущего отпустить его Уоррела. Однако алкоголь уже действовал на морского волка по полной программе. Капитан сидел в кресле, но это удавалось ему только при помощи спинки и подлокотников, иначе тело уже сползло бы на пол. Опустив голову на грудь, командир эсминца не проявлял никакого интереса к окружающей обстановке.

Пятаков, проявляя упорство, попытался пробудить офицера. Потянувшись к нему непослушной рукой, он, уцепив ткань на рукаве, принялся тормошить моряка.

– Але… командир, просыпайся. У меня к тебе… серьезный разговор. Слышишь?

Но тот не желал ни на что реагировать, раскачиваясь, как тряпичная кукла.

– Болван американский… ничего не п-понимает, – бормотал Пятаков. – Все вы тут… против меня!

Последнее утверждение относилось больше всего к сидевшему почти напротив Джамалю. Тот, по причине также неслабого опьянения, совершенно утратил характерную хватку и внимательность, пребывая в замутненном сознании. Однако слова он еще не разучился воспринимать и, концентрируясь, поднял на Пятакова тяжелый взгляд, поводя бровями. Трудно сказать, до чего договорилась бы эта парочка, если бы Мефодий не взял в одну руку бутылку, а в другую – нож, позвенев ими от души.

– Так! Господа! Поп-попрошу мину-к-точку… внимания, – с дикцией, тоже оставлявшей желать лучшего, провозгласил он, – я хочу выпить… за нашу дружбу. Да! Встретились мы в первый, но… надеюсь, не в последний раз. И потому… – прерывая неудачные разглагольствования, он решительно махнул рукой, – выпьем!

– Выпьем! – как эхо, отозвался Пятаков, приподнимая бокал.

– Давай… – Джамаль уже просто физически не мог быть многословным.