Прапорщик, невозмутимо пожав плечами, вернул ей паспорт.
И, наконец, опустился за багажником автомобиля шлагбаум уже российской границы, и Атанесян, понимая, что выиграл, однако почему-то ничуть от этого выигрыша не ликуя, прибавил газку, настороженно и пусто глядя на несущуюся в глаза вечернюю, мокрую от редкого пасмурного дождя, трассу.
— Ну, что? — внезапно спросила она, охватив его плечи руками. — Добился? Вывез?
— Ты о чем?
— Ладно, сворачивай… Тут гостиница и ресторан. Обещал? Или ты — мент поганый? Или правду воры талдычат?
— Где гостиница?
Уже на кольцевой дороге, опоясывающей Москву, в сгущающихся над миллионами огней сумерках, Алла сказала:
— Ладно, хорош финтить. Давай ответ: о Крученом знаешь?
— Конечно.
— И все? Без комментариев, да?
— И все.
— Другой вопрос: я вместе с ним по делу прохожу?
— Да.
— Девочки живы? Врал?
— Врал.
— Классно врал! Тогда слушай…
И, не запинаясь, мерно и скучно, она рассказала о десяти нераскрытых квартирных налетах с убийствами, проведенных Крученым, Чумой и Веслом.
В долгой паузе, заполненной рокотом бегущих под пупырями асфальта шин, была безысходность и, как казалось, понимание ими обоими неизбежности той самой мистической, но исподволь постигающей каждого живущего, кармы… Или же — осознания неизбежности испытаний и воздаяния…
— Как я сумею, так и помогу тебе, — промолвил, не задумываясь, Атанесян.
Сердце его теснила отчаянная, опустошенная горечь: ну, почему?! Что же мы делаем с собой в этом мире — предбаннике преисподней? Кто виноват? И кому повезет спастись? Где бесспорный ответ?