Цепная реакция

— И на какую сумму этого железа?

— Почем мне знать? Это — как продашь… Только, — поправилась, — продавать кому не попадя — сгоришь… Но оружие взять надо. Причем — обязательно надо. И знаешь, почему? Потому что думать будут, что за ним вы и явились… А попутно и деньги взяли. Оружие закопаем. До лучших времен. Пусть будет, как капитал…

— Подумать надо…

— Если есть чем — думай!

ИРИНА ГАНИЧЕВА

Жизнь одинокой деловой женщины, имеющей собственный бизнес, неизменно связана с принятием не просто самостоятельных, но и тщательно спрогнозированных решений, поскольку скоропалительность или же всякого рода «авось» чреваты катастрофическим крахом всех предыдущих, удачно завершенных начинаний. А если под крылом у тебя двое детей, еще в младенчестве оставленных ушедшим из семьи муженьком, не пожелавшим мириться с главенством пробивной и энергичной супруги, то ежечасно и глубоко надо ей, одинокой волчице, сознавать: будущее ребят только в твоих руках и, ослабей эти руки, выскользнет из них и твое будущее…

Себя Ирина считала человеком жестким, практичным и абсолютно логичным; упорно шла к намеченной цели, мгновенно разделяла знакомства на необходимые и пустые; позволяла себе, конечно, ветреные романчики, но головы не теряла, используя любовников как по назначению прямому, так и косвенному — то бишь, требуя подарков и помощи в решении бытовых и коммерческих проблем.

Деньги решают все — эта формула, как основополагающее руководство, довлела над ее устремлениями к накоплению того капитала, что надежно обезопасит ее от внезапного, как смерч, Черного дня, чья многоликость непредсказуема, но норов извечно и беспощадно свиреп. Болезнь, авария, одинокая старость… Перечисление дурных вероятий бесконечно, но противоядие от них одно — капитал. Амортизатор. Щит. А в случае определенного рода нужды — меч.

Родилась и выросла Ирина в крупном сибирском мегаполисе, здесь же вышла замуж, закончила институт, аспирантуру, занимала руководящую должность на нефтеперерабатывающем комбинате; после развода с мужем сблизилась с директором предприятия — властолюбивым старичком, а когда грянула приватизация, оказалась в узком круге допущенных к местному нефтяному пирогу лиц, получив собственные акции и — главенство над частной компанией, обслуживающей необходимое руководству комбината посредничество между производителем и разбросанными по всей стране клиентами.

Для интимных свиданий с подчиненной любовницей, директор снимал небольшую квартирку, где они встречались строго по графику, вечером каждого четверга, но подобного рода рандеву раз от раза убеждали Ирину, что плата за аренду квартирки — блажь, ибо дряхлеющий шеф, претерпевавший прогрессирующую половую немощь, компенсировал ее пространными разговорами о жизни и вообще, которые мог вести со своей пассией не то, что в присутствии посторонних, но и в компании собственной супруги и домочадцев…

Однако правила игры диктовал властительный старичок — инструмент созидания капитала, и Ирина с терпеливым усердием инструмент ублажала, зная, что без старичка — никуда!

Она заработала весомые деньги, когда произошло неизбежное: власть на комбинате не без вмешательства криминальных структур поменялась, застрелили первого заместителя директора, и старичок спешно ушел на пенсию, позвонив в офис Ирины и сказав, что ей предстоит разговор с людьми, должными сделать ей предложение, которое она, умница, пускай воспримет, как обязательный для исполнения приказ.

Предложение, то бишь, вердикт, вынесенный ей вежливыми молодыми мужчинами, внешностью напоминавшими предупредительных банковских клерков, было незатейливо: получить скромную отступную сумму, передать руководство фирмой указанному лицу и — уходить в самостоятельное автономное плавание в неизвестность дальнейшего бытия — кстати, как намекнули, любезно дарованного ей некими высшими земными силами.

Ненавязчиво поторговавшись относительно величины компенсационного гонорара за свое благосклонное восприятие наглого ультиматума и, получив твердый отказ, Ирина приняла незамедлительно врученные деньги, и отправилась домой, обреченно уясняя, что в этом городе делать ей, собственно, уже нечего… Да и детям тоже.

Попутно размышляла она и о другом предложении, сделанном накануне московскими клиентами, покупателями нефти, задолжавшими лично ей полмиллиона долларов за поставки сырья и упорно навязывающими в счет оплаты части долга роскошную четырехкомнатную квартиру с евроремонтом, новенькой бытовой техникой и антикварной мебелью в одном из респектабельных районов столицы.

Еще вчера данный вариант представлялся ей напрочь лишенным какой-нибудь практической целесообразности, однако, избегая резких решений, она взяла тайм-аут для раздумья, и, как обнаружилось в итоге, поступила мудро: приобретение жилья в Москве ныне виделось уже не капризом, а необходимостью, и с положительным ответом стоило поторопиться: прознай москвичи о смене руководства на комбинате и о ее сегодняшней никчемности — сгорели денежки! Да какие! Практически все плоды ее тяжких трудов, включающих ублаготворение дряблого старца…

Позвонив в Москву, она сообщила, что сложное финансовое положение должников готова понять, а, поскольку завтра улетает в столицу для решения неразберих комбината с министерством, то, заодно, готова осмотреть предлагаемую ей недвижимость. И — с сокрушенным вздохом присовокупила, что частые командировки в Москву для решения всевозможных организационных несуразиц, видимо, поневоле заставят ее, из соображений чисто практических, приобрести вынужденный собственный приют.

Такое заявление кредитора должники восприняли с нескрываемым восторгом.

На вечернем семейном совете — хотя, впрочем, какой еще совет? — советов она уже давно ни у кого не просила; итак, за семейным ужином в окружении детей — семнадцатилетнего Антона и Олечки, чье пятнадцатилетие готовились отметить на будущей неделе, она объявила, что потеряла работу, никаких перспектив в своем пребывании на земле сибирской не видит, а в самом богатом городе России — Москве, их ждет не дождется великолепное жилье и масса ослепительных возможностей…

Она говорила, веря и не веря в свои слова, но сознавая, что в очередной раз поступает разумно и логично: там, в огромном городе-государстве, дети найдут свое лучшее будущее, нежели в унылой глубинке, где она, растратив в рабском однообразии служивых будней вдохновенные годы молодости, пестовала неустанно какающих и пищащих кровных чад, зарабатывая это их будущее унижениями, горбом, и отрабатывая, возможно, таким вот образом гипотетическую карму.