Без четверти четыре я по-прежнему сидел на земле; от палящего солнца меня отделял лишь чахлый древесный ствол. Зазвонил мой мобильник. Я встал на ноги и достал телефон из кармана брюк, надеясь услышать голос Дидерика Бранда. Мне было что ему сказать.
Оказалось, звонил дядюшка Ю ван Вейк. Из Локстона.
— Леммер, приятель, я слышал, Дидерик тебя во что-то впутал.
— Да, дядюшка, — вежливо, как принято в Кару, ответил я.
— Он заплатил тебе аванс?
— Не знаю, дядюшка Ю, он вел переговоры с моим работодателем.
— Вот как… Ну, значит, все в порядке. И что ты должен для него сделать?
— Пока не могу сказать.
— Ох, этот Дидерик! — Дядюшка Ю рассмеялся своим веселым смешком. — Что ж, желаю удачи, Леммер, у мат. — Он назвал меня «дружище», словно мы с ним старые приятели. — И тетушка Анна передает тебе привет.
Без десяти четыре телефон зазвонил снова. Дядюшка Бен Брюэр, локстонский строитель, с которым я советовался по поводу прогнившей крыши.
— Значит, ты теперь работаешь на Дидерика Бранда, — укоризненно заметил он.
— Дядюшка, это ненадолго — всего на день-два.
Он помолчал, а потом сказал:
— Как бы там ни было, на твоем месте я бы попросил у него задаток. Пятьдесят процентов вперед.
— Дядюшка Бен, он ведет переговоры с моим начальником.
— И все равно я бы попросил пятьдесят процентов вперед. Ну, всего хорошего. — И он отключился.
Локстон пробуждался от послеполуденного сна. Новость распространялась, как вирус.
В половине шестого мне позвонила эксцентричная Антьи Барнард. Ей семьдесят лет; она сейчас на пенсии, а раньше была скрипачкой, ездила с концертами по всему миру. Она и сейчас пьет и курит, как будто ей двадцать.
— Эмма сидит у меня на веранде; мы с ней хлещем джин-тоник и скучаем по тебе, — сказала она своим хрипловатым, чувственным голосом.
А я обливался п