Горячая точка

22:00. «Останкино». Башня. Штурм

Воробьев поднял передатчик:

— Минаев, выключай генератор. Достаточно, — и улыбнулся. По расчетным данным, хватило бы и получаса облучения, но он на всякий случай выдержал час. Теперь все в порядке. Он умрет с чистой совестью. Его ребята сделали то, что должны были сделать как граждане, которым не безразлично будущее их страны. Он еще раз нажал кнопку вызова, скомандовал: — Личный состав, слушай мой приказ. К бою! Внимание на четыре сектора! Сержант, спускайтесь на смотровую площадку. Здесь нужен человек. Сынки, покажем этим гадам, что в нас, несмотря ни на что, живо солдатское мужество.

За стеклом возник тупой тяжелый гул. Воробьев не услышал бы его, если бы не пулевое отверстие в стекле. Но сейчас различил и узнал. Это рокотали лопасти вертолетов.

— Яцек! — резко выкрикнул капитан в микрофон: — Свет!

Темнота. Ни один прожектор не вспыхнул. Не превратилась ночь в электрический день. И тогда капитан понял: ОНИ уже здесь. Внизу. Значит, его ребята, те, кто был на первом этаже, умерли. Погибли, не успев подать сигнала. Да, против них бросили крепких парней.

На всякий случай он вызвал:

— Пастор! — Тишина. — Змей! Жека! — Нет ответа. — Март! — И снова молчание. — Всем внимательно смотреть за спину. Противник занял первый этаж. Вероятно, они попробуют прорваться через лифтовую шахту.

— Командир! — крикнул в динамике Кокс. — Вижу «вертушки». Четыре! Нет, шесть! Две — в полукилометре, остальные — в километре от нас!

— Снайперам взять воздушные цели! — скомандовал капитан.

В эту секунду вспыхнул невыносимо яркий свет. Он за мгновение испепелил мозг капитана, разорвался под черепом, словно граната. Выдавил глаза, и наступила полная, абсолютная темнота. Капитан почувствовал, как его голова, переполненная раскаленным свинцом боли, плавится, сморщивается, словно ядро гнилого ореха. Он закричал и, сдавив изо всех сил виски ладонями, покатился по полу.

Вертолеты резко взмыли вверх. В белом кипящем свете прожекторов башня сверкала, будто сделанная изо льда. Сразу стали видны люди внутри. Крохотные, как муравьи.

Очкарик приник к винтовке. Он не сомневался в том, что попадет, но для этого нужно было довериться оружию, слиться с ним. Оно само поможет, подскажет, как и что лучше сделать: когда затаить дыхание, в какой момент потянуть спусковой крючок.

Чуть правее и ниже поднималась «вертушка» с белозубым и «пахарем». Еще ниже, у них под брюхом, прошла тройка «Ми-28». Они, словно хищные птицы, устремились к долгожданной добыче.

Очкарик закрыл левый глаз и затаил дыхание. Вот она — его мишень. Самого террориста не видно, только голова торчит из-за кромки люка. Сложный выстрел, сложный, но для четырехсот метров вполне приемлемый. Выгляни-ка еще раз, дружок! Словно услышав этот мысленный посыл, террорист чуть подался вперед. На мгновение стали видны шея и даже плечи. Очкарик воспользовался моментом и плавно спустил курок. Отдача была дикой. Стрелка едва не опрокинуло на спину. Однако за сотую долю секунды до того, как приклад ударил его в плечо, он понял, что попал. Точно, красиво, грамотно.

По резко возникшей какофонии звуков сержант догадался: штурм начался. Кокс матернулся азартно, задвинул автомат за спину и, подхватив «РПГ», принялся вставлять в ствол бронебойный заряд.

— Как мне весело! — зло орал он. — Как мне, твою мать, весело!

— Кокс! — крикнул сержант. — Кокс!!!

За ревом ветра его слова не долетали до товарища. Сержант поднялся на пару ступеней, дернул Кокса за ногу. Тот вздрогнул и чуть не упустил гранатомет.

— Блин, сейчас бы слетел! — проорал он. — Ну чего?