– Николай, перестань! – взвизгнула Надежда. – Что ты здесь театр развел?!
– Перестать, говоришь? – задушевно пропел Николай. – Это не в моих силах, радость моя, потому что наша забава только начинается. Не окончено даже первое действие. А потом, как же я могу лишить представления таких искушенных зрителей, как Горыныч? Он ведь понимает толк в искусстве!
Горыныч раздвинул губы, вновь показав крупные зубы. Было непонятно, то ли это доброжелательная улыбка, то ли нешуточная угроза.
Угрюмый потерянно стоял посреди комнаты. Скверно. Какой-то час назад они составляли единую компанию, Крот и вовсе был его приятелем, а теперь судьба развела их по разным берегам.
– Колян, да брось ты. Я бы против тебя никогда не попер. А если бы измену заметил, то самолично бы такого гада придушил!
– Соловьем поет, слушать приятно, – саркастически заметил Николай. – Может, ты и петухом умеешь кукарекать?
Стоявший в дверях Цыган откровенно загоготал. Крупные лошадиные зубы показал Горыныч. Криво улыбнулся Крот.
В предвкушении потехи недобрым огнем блеснули глаза Серого. Угрюмый проглотил горькую слюну.
– Колян, давай поговорим по-хорошему. Мы ведь были с тобой друзьями.
Николай выпил вторую рюмку. Ситуация ухудшалась – Угрюмый увидел, как хмель зажег в зрачках Колина недобрый огонек. С Коляном такое происходило всякий раз, когда он выпивал больше трех рюмок. Радченко в подобные минут не узнавал никого, придирался к словам и становился мнительным, как гулящая девка, попавшая на светский бал. Поэтому от подвыпившего Коляна все старались держаться подальше. Лица присутствующих выразили облегчение, когда гнев всемогущего бригадира обратился против Угрюмого: – Среди говна у меня друзей не имеется. Ну что вы сидите?! – посмотрел Колян на Серого. – Или забыли, как на зонах крысятников пидорастят? Если он Надьку мою не хочет, так пусть она посмотрит, как из мужика за две минуты бабу можно сделать.
– Колян, может, просто грохнуть его без всяких там затей? – предложил Серый.
– Нет! Сначала сорвать с него штаны! – Радченко сунул руку в карман и извлек «барракуду» – красивую огнестрельную игрушку с изогнутой рукояткой. «Барракуда» угрожающе стукнулась о полированную поверхность стола. – Азарта в глазах не вижу. Или вы думаете, суки, что это он вас с чалки выдернул? Если бы не мои бабки, так вы бы до сих пор парашу нюхали. Живо!
Неожиданно Цыган прыгнул на Угрюмого и сомкнул пальцы на его шее.
– Придуши его! – с воодушевлением орал Горыныч, уцепившись пятерней за ремень Угрюмого. – Ну сейчас я вдую!
Угрюмый напоминал огромного медведя, в шкуру которого вцепились разъяренные псы.
– Осади его! Он же мне здесь всю мебель переломает.
Ноги Цыгана оторвались от пола, каблуками он зацепил ножку стола, и рюмка, стоявшая на самом краю, опрокинулась, пролив на пол содержимое. Густой ковролин ненасытно впитал водку, лишь на пушистом ворсе остался влажный след. С треском разошлась по швам рубашка Угрюмого, в угол покатилась оторванная пуговица.
– Вали его на пол! Давай! – рычал Горыныч.
Угрюмый ухватился за мизинец Цыгана и с хрустом выломил его из сустава. Цыган отскочил в сторону и, тряся в воздухе рукой, заревел от боли. С коротким замахом Угрюмый ударил локтем в горло Горыныча, пытавшегося стянуть с него брюки. Тот стукнулся затылком о стену, как-то сразу обмяк и мешком завалился на бок.
– Круто! – похвалил Колян. – Вижу, что не ошибся в тебе, когда взял в бригаду. Только что ты сделаешь против этого?