Завтра никто не умрет

– Туда и едем, – кивнул Михаил. – Газарян, ведите машину, я буду показывать дорогу. Осталось хрен да маленько. Вот же черт, – Михаил как-то недоверчиво мотнул головой, словно избавляясь от удавки галстука, – получается, что теперь я вам что-то должен...

Выехав из парка, Рудик повернул направо. Все невольно обернулись. Улица Миклухо-Маклая в месте встречи «Лады» с фонарным столбом была окутана дымом. Верещала сирена «Скорой помощи». Навстречу, со стороны Ленинского проспекта, промчалась пожарная машина. Вовремя – тушить уже нечего.

Проехав два квартала по Ленинскому проспекту, Газарян свернул на улицу Удальцова. Несколько минут плутали по задворкам. Выросла ограда, за ней приземистый корпус, похожий на больничный. Искомый объект был пристроен к лечебнице со стороны сквера, имел отдельный въезд и в архитектурном плане выгодно отличался от основного корпуса. Фигура охранника выросла перед шлагбаумом. «Тоже больница, – скупо объяснил Михаил, – но для особенно «одаренных», к коим мы с вами никоим образом не относимся». Неприметная личность оттерла охранника, обменялась взглядом с Михаилом. Взлетел шлагбаум. Побывавший в передряге джип въехал на территорию VIP-корпуса.

Туманов уже догадывался, что будет дальше. Невзрачная дверь со стороны хозяйственной пристройки, еще одна неприметная личность, умеющая кивать. Извилистый коридор, застекленная регистратура, дежурная медсестра на этаже, люди в белых халатах, охрана с серьезными (не исковерканными интеллектом) лицами. Проверка документов, звонок по сотовому – подобие улыбки: проходите. Выдача халатов, символическое прощание с Михаилом, передача другому сопровождающему...

Больной был скорее жив, чем мертв. И на кладбище в ближайшие годы не собирался. Он лежал в просторной палате, рядом с капельницей, какими-то хитроумными медицинскими приспособлениями, приборами, этажеркой с лекарствами. Туманов помялся на пороге, испытывая нерешительность. В палате не так давно жгли ароматическую свечу – пахло приторно, но в целом не противно.

– Входите, Павел Игоревич, – прокряхтел больной, принимая полусидячее положение. – И коллеги ваши тоже пусть зайдут, мне необходимо поговорить со всеми вами...

Сесть было некуда, пришлось торчать перед больным, испытывая неловкость. Пожилой мужчина на больничной койке выглядел не очень здо́рово. Лицо осунулось, седоватые когда-то волосы сделались окончательно белыми и ломкими, кожа на скулах натянулась, поблекла. Глаза были безжизненными. Казалось, его что-то сильно беспокоит, но это «что-то» никак не связано с необходимостью постельного режима.

– Здравствуйте, Павел Игоревич, – с усилием вымолвил пациент. – Не поверите, страшно рад видеть вас в добром здравии. И вас, молодые люди. Можете представить меня, Павел Игоревич, какие уж теперь секреты.

– Листовой Станислав Терентьевич, – неохотно представил Туманов, – ответственный человек в Министерстве обороны. Широкой публике, увы, не знаком.

– Не увы, а к счастью, – бледно улыбнулся Листовой. – Был бы известен, уже разложился бы.

Газарян и Штурм деликатно помалкивали. Они вообще не собирались ничего говорить.

– Слышал, вас постигла фатальная неприятность, Павел Игоревич, – глухо пробормотал Листовой. – Мне очень жаль, поверьте.

– Фатальная неприятность, Станислав Терентьевич, постигла девятерых бойцов из группы Шальнова. А нас – всего лишь неприятность. У вас я, тоже, слышал, проблемы. Выглядите, извините, как собственный фоторобот.

– Справлюсь... Вот Горгулина и Сашку Левица уже не вернешь – жалко... Честно говоря, не ожидал от наших противников такой оперативной пакости. Две пули извлекли из спины, Павел Игоревич, всего лишь две. Жизненно важных органов не задели, но знаете, как теперь все чешется... – Листовой собрался засмеяться, но закашлялся. Туманов растерянно покосился на дверь. – Не надо звать этих чертовых медиков, надоели хуже горькой редьки... Цените, Михаил оперативно вас вытащил.

– Мы ценим, – Павел сухо кивнул. – Признайтесь, Станислав Терентьевич, нас вытащили из Норвегии отнюдь не из чувства сострадания? Вы что-то хотите от нас?

– Экий неблагодарный вы человек, Павел Игоревич, – закряхтел больной, устраиваясь на бок. – Начисто отрицаете в ваших работодателях человеческое начало... Это неправильно – все мы люди, у всех семьи, и несчастье ближнего нам отнюдь не чуждо... Да что ты будешь делать – организм отвергает любую позу, даже не знаю, как быть... Мне нужно с вами поговорить, Павел Игоревич. С вами и вашими коллегами. Пока с глазу на глаз. Вы должны подробно и чистосердечно рассказать, что произошло с вами после высадки на острове. Все вместе и каждый в отдельности. А также все, что было после... – Больной схватил с тумбочки колокольчик, яростно затряс. Открылась дверь сзади. – Да не хватайтесь вы за пистолеты, бестолочи! Принесите нашим гостям какие-нибудь стулья, не будут же они тут торчать. И скажите доктору, чтобы не лез со своим «покоем и воздержанием от волнения»...

Он хотел знать ВСЕ. Слушал внимательно, не перебивая, закрыв глаза. Это был один из немногих случаев в профессиональной практике Туманова, когда он делился информацией в полном объеме. От начала до конца. Без утайки. Не оставляя козырей. Почти. Он чувствовал, что лицо у него по ходу повествования – самого честного человека в мире. Высадка на острове, успешное продвижение к замку, западня, гибель товарищей, разведка местности в одиночку, в том числе «визит вежливости» в замок. Легкая запинка, но Павел решил, что слушатель ее не заметит. Ровным голосом он повествовал, как спустился в подвал, повертелся в «хранилище», упомянул про карту мира и даже запертый сейф на рабочем месте неизвестного товарища. Лукавить мог спокойно – ведь ничто не мешало ему оказаться на том месте, скажем, пятью минутами ранее. Никакого тела, распахнутого сейфа, беготни за призраком. А дальше – сущая правда. И ничего, кроме правды. Стычка на лестнице, во дворе – в общем, бегство из замка было ознаменовано кое-какими событиями. Встреча с уцелевшими, вертолет, Немчинов... На этом месте больной приоткрыл глаза и как-то странно посмотрел на «докладчика». А дальше – как по писаному. Экскурсионное знакомство с Норвегией, прогулка по заснеженному «парку», Грюнхейм, Мортунд, все развлечения, в том числе ночные, появление людей Михаила на горнолыжной базе, доставка в Россию, тарарам на Профсоюзной улице с обилием человеческих жертв и битой техники, второе нападение на улице Миклухо-Маклая, где злодеи получили то, чего добивались...

– О, боже... – Листовой потрясенно покачал головой. – О последнем инциденте мне не доложили.

– И не могли, – сказал Туманов. – С бала – на корабль, образно выражаясь. Это закончилось двадцать минут назад, смотрите в новостях, как говорится. Отметьте Михаила – он вел себя самоотверженно и пострадал. Надеюсь, его рану обработают в данном заведении. На вашем месте, Станислав Терентьевич, я бы усилил охрану. Люди, стрелявшие в нас из гранатомета, похоже, знали, что мы появимся на этой улице. А если обладали информацией о наших перемещениях, то не исключено, что в ваших кадрах окопался информатор.

– Я учту, спасибо. Здесь охраны хватает, и далеко не все из нее бросаются в глаза. Вы уверены, что рассказали ВСЕ, Павел Игоревич?