– А ротного кто похоронит? – обозлился сержант. – А Шубина с Осиповым?
– Похоронят, – поморщился я. – Давайте хоть с открытого места его уберем. Прибудет похоронная команда – что закапывать будут?
Мы сделали остановку, оттащили тело в расщелину, засыпали камнями. Потянулись дальше, увязая в корнях и канавах. Миновали место пикника, зацепили влажный бор с обилием клюквы, ромашковый луг, полюбовались на скопище лисичек – словно омлет разбрызгали по поляне. Несведущий в биологии Балабанюк кинулся на воронью ягоду. Успели вырвать буквально из пищевода, зачитав лекцию о вреде дурманящих плодов. Понятливо кивнув, он побежал в другую сторону, где в овражке произрастал очередной ягодник с приятным запахом сирени и сочными плодами, лепящимися на коре. Полакомиться рядовой не успел. Растение содержало ядовитый сок. Прикоснувшись к коре, он отдернул руку и тут же начал ее расчесывать до синих пузырей.
– Лесная сирень, – сообщил, ухмыляясь, Аристов, – волчье лыко, по другим источникам. Не попробуешь – не узнаешь.
– Не наедаемся, боец? – зловеще процедил сержант.
Что-то грузное, пестрое с криком вывалилось из-под ног, шумно побежало, замахало крыльями, взлетело. С концов поляны взмывали другие птицы, грузно закружились над деревьями.
– Глухари! – возликовал Капустин, вскидывая автомат. – Стреляйте, прокуратура! Они тупые, пока сообразят, мы их накрошим!
Мы открыли ураганный огонь, подстрелив двух птиц. Остальные разлетелись. Добычу прицепили к поясам, потащились дальше. Периодически смещались вправо, чтобы убедиться, что река не пропадает. Бурные воды неслись на северо-запад, омывая груды крапчато-серых валунов. Неровности речной впадины постепенно сглаживались. На смену строевым соснам приходила унылая чернорукая ольха, кровавый боярышник с волосистыми листьями. Темнокорая крушина – неизменный сосед ольхи и обитатель влажных мест. Мы рискнули отдалиться от реки – уж больно заманчив был просвет между деревьями. Но вышли на закрытую поляну, заваленную буреломом.
– Назад, господа офицеры, – махнул рукой сержант. – Не стоит отдаляться от реки… Балабанюк, итить твою, куда полез? Ты что там нашел? Урановую руду?
Мы отправились по диагонали – через чахлый, полумертвый березняк, заросли папоротника, вездесущую костянику, рассыпанную по зеленому ковру.
– Обратите внимания, господа, – подал голос давно не выражавший светлых мыслей Булдыгин, – в сухую погоду листья костяники сворачиваются в трубочку. Если расправляются – скоро дождь. Эта ягода – типичный барометр.
– Скоро дождь, – сказал Аристов.
До берега в душевном спокойствии мы так и не дошли. Одолели овраг, заполненный останками малосимпатичной органики, передохнули на краю, побрели дальше. Тут я и почувствовал что-то затылком. Обернулся, бросив палец на предохранитель.
Фигура в лохмотьях метнулась за березу.
Сержант, быстро глянув на меня, присел за поваленным деревом.
– Оно, – сухо поведал я. – Раздвоенная береза слева от оврага… Чему улыбаемся, сержант?
– Да так, товарищ прокурор, – сержант зловеще подмигнул. – Настроение нормальное? Оттянемся со всеми безобразиями?
Я хотел сказать, что вырос из молодежных развлечений, но сержант уже бросился бежать, полагаясь, видимо, на мою адекватную помощь. Существо метнулось из-за дерева – я выстрелил чуть правее. Незнакомец отшатнулся, снова спрятался за березу. Повторил попытку – я вновь загнал его обратно. Широкая спина сержанта перекрыла прицел. Существо оторвалось-таки от дерева, помчалось к оврагу, прыгнуло и как-то ловко, словно не касаясь дна, вынырнуло на обратной стороне. Побежало, виляя, на внушительную скальную гряду, отделяющую лес от берега. У сержанта переплелись ноги, матерок взмыл до крон деревьев. Я тоже кинулся бежать – напрямую, по короткой дороге.
– Михаил, ты куда? – взмолился за спиной Булдыгин. – А нам что прикажешь?
– Аплодировать… – плюнул я за спину.