Свинцовый шторм

22
18
20
22
24
26
28
30

…Катер был хорош. Корпус чуть больше двенадцати метров длиной, около трех шириной, выкрашенный в традиционный серо-стальной «военно-морской» цвет, имел изящные, красивые обводы и почему-то вызывал у подполковника ассоциации с породистым скакуном. Наверное, все-таки из-за принадлежности Сомали к странам арабского мира. Да, прикидывал спецназовец, уважительно рассматривая новенький катер, на испытания которого его пригласил Мохаммад, пожалуй, эту железяку именно так и можно назвать: породистый арабский скакун.

– Ну, друг мой, как тебе мое приобретение, а? – Азартно поблескивая темными глазами, Мохаммад ласково провел темной крепкой ладонью по краешку фальшборта, словно действительно погладил горячего, норовистого коня. – Сейчас посмотрим, как он себя поведет на воде. Ай, ты мой красавец! Представляешь, Лурье, два двигателя «меркрузер» по двести с лишним лошадей! Это же мощь, сила, скорость и… красота. Если бы ты знал, как красив военный быстроходный катер, когда он с ревом несется по волнам! Ты никогда не думал, журналист, что любое оружие обладает дьявольской красотой? Посмотри на любой пистолет, автомат, танк или боевой корабль: какое изящество, какая удивительная целесообразность в каждой линии…

– Как же ты, уважаемый, назовешь свой крейсер? – без тени улыбки спросил Орехов, доставая из нагрудного кармашка пачку сигарет. – «Бледный всадник Апокалипсиса»?

– Не смей здесь курить! – нахмурился бандит и тут же, после секундного раздумья, улыбнулся, сверкнув белыми безупречными зубами. – Это было бы слишком длинно и напыщенно до глупости. Но и каким-нибудь дурацким «Мечом Аллаха» я его называть не стану. Кстати, ты мне подал недурную мысль… На его бортах будет красоваться только номер. Три шестерки – это будет замечательно! «Число Зверя», ха-ха-ха! Кстати, пока мои люди заправляют баки горячим и стаскивают этого красавца на воду, обязательно запиши наш диалог! Пиши-пиши, зарабатывай свой миллион – ни единого слова не должно пропасть!

О записях бандит мог бы и не напоминать – столько писать Орехову не приходилось, пожалуй, с тех самых пор, когда он, еще молодой курсант, исписывал на лекциях десятки толстых тетрадей. Каждый день Мохаммад, почти ни на минуту не отпуская гостя-пленника от себя, заставлял выслушивать и записывать бесконечные воспоминания сомалийца о детстве, юности, об учебе в советском военно-морском училище и о последующих годах. Воспоминания перемежались длиннейшими разглагольствованиями о судьбах мира, о роли сильного человека в мировой истории, о религиях и одному дьяволу известно о чем еще.

Орехов молча выслушивал, понимающе кивал, изредка вставлял какие-то замечания и послушно записывал неразборчивой скорописью все бредни Мохаммада. По вечерам все записанное приходилось расшифровывать и переписывать начисто – бандит ревностно следил за тем, чтобы «журналист Лурье» хлеб даром не ел. Про себя Орехов, посмеиваясь, называл свой многостраничный труд «Новая Майн Кампф» – по аналогии с бредовой «нетленкой» Гитлера. Хотя, наверное, наименование «Новый Герострат» было бы поточнее…

Поскрипывая, заработали лебедки, наматывая на барабаны тонкие струны стальных тросов. Те натянулись, задрожали, и Орехов на всякий случай сделал несколько шагов в сторону – он отлично знал, что может натворить лопнувший металлический трос с разлохмаченной стальной кисточкой на конце… Но никаких эксцессов не произошло: корпус катера дрогнул и медленно пополз по смазанным солидолом рельсам. Еще через пару минут стальное корыто соскользнуло в грязноватую, покрытую радужными разводами воду, взбило целое облако брызг и радостно закачалось у причала.

Мохаммад, явно сдерживая нетерпение, лично проверил все, что только можно было проверить, облазил все закоулки новенького судна и лишь после этого дал команду всем занять свои места. Команда касалась непосредственно Орехова и двоих молчаливых темнокожих бойцов, вооруженных автоматами.

Моторы послушно откликнулись на первый же поворот ключа зажигания и дружно зарокотали на холостых оборотах. Мохаммад, поигрывая дросселями, погонял двигатели, прислушиваясь к ровному и бесперебойному сдержанно-мощному ворчанию, и довольно кивнул. Посчитав, что двигатели прогрелись достаточно, сомалиец перевел регулятор хода на «самый малый вперед» и медленно вывел судно из крытого дока.

На открытой воде Мохаммад, по-видимому, самую чуточку рисуясь перед «журналистом», показал, что не зря обучался в военно-морском училище. Катер послушно отзывался на каждое, даже самое легкое движение рулей. «Морской скакун» закладывал виражи, отбрасывая веером прозрачную струю воды, переходил с режима на режим и почти в прямом смысле слова летел, легко и непринужденно разрезая форштевнем синие волны залива.

– Не боишься так резво гонять? – сквозь рев двигателей прокричал сомалийцу Орехов. – Ведь моторы новые, не обкатанные еще!

– Нет, не боюсь, – самодовольно ощерился Мохаммад, бросил взгляд на стрелки тахометров и пояснил: – Все учтено! Они уже обкатаны на стендах – еще на заводе. Ну что ж, хорошего помаленьку – пора возвращаться…

В доке Мохаммад потребовал вызвать мастера и, неприязненно поджимая толстые губы, приказал услужливо склонившемуся корабелу еще раз хорошенько отрегулировать подачу топлива – мол, при резком переходе на максимальные обороты двигатели дают сбой, «провалы» в работе. Начальник мастерской немедленно клятвенно заверил требовательного и денежного клиента, что уже к следующему дню все будет в полном порядке. Орехов, молча наблюдавший за этой сценой, стоя в сторонке с блокнотом в руках, в очередной раз мысленно усмехнулся – никаких перебоев в работе моторов он не заметил. Хотя, как говорится, хозяин – барин, ему виднее.

Вечером в комнате, которую Орехов назвал гостиной, хозяин устроил нечто вроде торжественного ужина, посвященного спуску «крейсера» на воду. Кроме обычных блюд и чайника, подполковник с удивлением обнаружил на столе объемистую бутылку хорошего виски. «Журналист Лурье» одобрительно хехекнул и с ехидной улыбкой поинтересовался у предводителя пиратов:

– А как же, уважаемый Мохаммад, на такую вольность посмотрит Всевышний? Кажется, вам запрещено пить спиртное, нет?

– В священной Книге говорится о вине, – иронически прищуриваясь, ответно улыбнулся сомалиец, – а о виски там нет ни слова, дорогой мой Лурье. Великий Омар Хайям был мудр и не раз говорил, что немного хорошего вина не повредит умной беседе настоящих мужчин – лишь придаст свежести мыслям и остроумия языкам. А еще глоток хорошего виски делает возникающие образы и ассоциации более красочными и богатыми – это уже из личного опыта. Можете не беспокоиться, я никогда по-настоящему не пьянею, да и вам напиться не позволю. У нас впереди долгий вечер и, надеюсь, приятный разговор.

– Я тоже надеюсь на это, – разливая темно-золотистый ароматный напиток в стаканы, согласно закивал Орехов. – За что будем пить?

– За то, чтобы в ближайшие дни мой специалист закончил монтаж торпедных аппаратов на катере, – хищно улыбнулся Мохаммад, поднимая свой стаканчик. – И за то, чтобы твой будущий роман обо мне стал мировым бестселлером. Да будет на то воля Аллаха!

…Пока Мохаммад отмечал с Ореховым спуск на воду своего «крейсера», на другом конце города подполковник морской пехоты Вашуков с хмурым выражением на лице лежал на узкой гостиничной койке. Закинув на американский манер ноги в ботинках на спинку, он заложил руки за голову и сосредоточенно всматривался в потолок, где в слабо освещенном уголке солидных размеров паук увлеченно расправлялся с неосторожной мухой, угодившей в растянутую хитроумным ловцом сеть. Умирать мухе, судя по отчаянному жужжанию, совсем не хотелось, а сил противостоять здоровенному охотнику, конечно же, недоставало.

– Дура, – равнодушно прокомментировал Вашуков прощальную песню глупой мухи и настороженно повернул голову в сторону входной двери, где раздался характерный шум открываемого замка. Увидев на пороге входящего в номер Джексона, подполковник с удовольствием расслабился, потянулся всем телом и спросил: – Ну-с? И какие гадости вы имеете нам сообщить, господин тайный лазутчик?