Дайвер

22
18
20
22
24
26
28
30

– По сценарию в конце клипа должны идти кадры подводной съемки – дно, песок и все такое. В общем, вчера они наверняка шли к Чертовой банке. Это единственное место, где до дна можно донырнуть в акваланге. Я думаю, то, что с ними случилось, случилось именно там. Понял?

– Да, – кивнул Лопухин.

– Звони командиру гидроплана, пусть срочно готовятся к взлету. Потом дашь трубку, я надиктую ему координаты района поисков. Эй, на мостике! Чен, Чен! Через три минуты снимаемся! Давай людей на подъем шлюпки!

ГЛАВА 38

Некогда мощный Черноморский флот после дележа между Россией и Украиной находился в полном упадке. Ни в составе одного, ни в составе другого не нашлось ни единого спасательного судна, готового немедленно выйти в море.

Что касается самолетов, то авиационное топливо для полетов морской авиации не поступало в Крым уже больше года. О том, что один из гидропланов сдан в аренду Лопухину и летает на закупленном олигархом топливе, военно-морские начальники предпочитали не распространяться, поскольку это было чревато самыми непредсказуемыми последствиями.

В результате, несмотря на указание из Москвы и аналогичный приказ, поступивший чуть позже из Киева, поиски яхты так и не были начаты. Пока в Крыму пытались общими усилиями приготовить к выходу в море хотя бы одно спасательное судно, приказ о подъеме поискового самолета переадресовали в Туапсе. Там с авиационным топливом было получше, но самолет морской разведки «Ил-38» в воздух так и не поднялся.

К тому времени, когда его наконец подготовили, от турецких властей уже поступил официальный запрос о численности экипажа яхты «Скиф», обнаруженной у побережья Турции рыбаками.

ГЛАВА 39

«Азовское море» на самом полном ходу направлялось к Чертовой банке. Главный двигатель вывели на максимальные обороты слишком быстро, и из-за этого из дымовой трубы вырывались клубы жутковатого черного дыма.

Дым стелился над морем, расплываясь мутным облаком вдоль кильватерной струи. Костя стоял на корме, но не видел ни дыма, ни вскипающих за судном бурунов.

Его мысли были очень далеки от Черного моря. В них Костя перенесся за тысячи километров и снова переживал события почти годичной давности, произошедшие в Москве.

Через месяц после захвата «Рассвета» Серафима окончательно пришла в себя, и в киноконцертном зале «Россия» состоялся ее грандиозный сольный концерт. Достать на него билеты было практически невозможно, но Кости это, естественно, не касалось.

Серафима сама позвонила ему накануне в гостиницу и лично попросила присутствовать на концерте в качестве почетного гостя. Но это было еще не все.

Странным дрожащим голосом Серафима сказала, что после концерта приглашает Костю к себе домой. На это Кудинов промычал нечто нечленораздельное, и тогда Серафима добавила, что все остальное скажет после концерта, и бросила трубку.

Костя никому бы в этом не признался, но то, что должно было произойти у них с Серафимой после концерта, ужасно его пугало. Он чувствовал, что это будет нечто важное, после чего и в его жизни, и в жизни Серафимы все изменится.

То, что должно было изменить их жизнь, называлось любовью, и именно это пугало Костю больше всего. В это было невозможно поверить, но профессиональный диверсант и убийца экстра-класса, каковым по своей военной специальности являлся Костя, жутко боялся остаться наедине со своей единственной и сказать ей те самые слова, которых она от него давно ждала.

Почти сутки Костя настраивал себя и готовился к встрече, но все пошло вкривь и вкось. Волновался Костя настолько, что уже перед самым выездом в «Россию» решил принять допинг для храбрости. Сто грамм не помогли, и тогда Костя накатил еще. По прибытии в «Россию» Костя заскочил в буфет, чтобы расхрабриться окончательно...

Кончилось все тем, что, когда пришло время дарить Серафиме цветы, Костя самым безобразным образом рухнул со сцены на глазах у всего зала. Инцидент замяли, но никакой встречи после концерта у них с Серафимой, естественно, не получилось.

Проспавшийся Костя пытался дозвониться до Серафимы на следующий день, и еще на следующий, и еще неделю кряду. Ему отвечали, что она не желает его слышать.