Предки Таводи отказались — как и некоторые другие — переселяться на запад и шествовать кошмарным путем, который и тогда, и сейчас называли Дорога, На Которой Они Плакали. Тех, кто согласился на переселение, загнали в форт, а затем зимой началась эпопея невероятных тягот. Тысячи умерли от холода и незащищенности. А когда белые повели другой караван летом, они стали умирать от малярии вдалеке от прохладных гор, которые так любили. Предки Таводи ушли в горы и стали защищаться от нападений и в конце концов выиграли концессию, которая позволила оставшимся аниюнвийя остаться на своей, хотя и сильно съежившейся территории. Предки не захотели жить подобно медведям в клетках и отказались принимать подачки и переселяться в резервации. Идеи границ попахивали белыми, и в них не было видно достоинства.
Таводи услышал очередной вздох. Свой. Стоя в гаснущих лучах солнца на небольшой прогалине, он увидел на траве стремительно несущуюся тень и, взглянув на небо, выхватил в нем очертания ястреба, поймавшего воздушный поток и начавшего подниматься наверх: крайние выдающиеся перья в крыльях лениво шевелились, словно пальцы на руках, когда их опускаешь в воду на медленно плывущем каноэ и ощущаешь бегущую между ними прохладу. Таводи подумал, что мог бы позвать ястреба, находись он даже на такой высоте, которую трудно представить, и птица спланирует вниз, и, сделав круг, подлетит к нему. Его частенько подмывало созвать птиц и животных тем кличем, от которого никому не увернуться. Но делать это просто так, без нужды, значило обесчестить себя. Когда-нибудь он это сделает, может быть, для своего внука, которого Таводи очень любил. Если сможет, конечно. Бесчестия в неудаче не было, если, конечно, неудача постигала во время испытания. Посмотрев в небо, Таводи увидел, что ястреба и след простыл, но ему показалось, что след его полета все еще заметен в траве…
Земляная белка бежала по длинной упавшей ветви, стараясь добраться до безопасного места в темном дупле мертвого дерева, В безудержном веселие и гордости, распиравшей его от обладания новеньким «винчестером», подаренным ему Таводи, он заслал патрон двадцать второго калибра в патронник, и взвел курок единым движением, и пристрелил земляную белку, когда та уже находилась всего в нескольких дюймах от спасения. К тому времени, как он подошел к ней, Таводи пересек ручей и присоединился к нему на берегу,
— Зачем, — спросил его дед, — разве ты голоден?
— Нет, Таводи,
— Но ведь ты ее убил.
Мальчик, внезапно почувствовав жгучий стыд, уставился в землю.
— Я просто хотел опробовать новое ружье.
— Ты обесчестил его.
— Что же мне делать?
— А ты как думаешь? Чему я тебя учил?
— Но ведь ты, дедушка, не ешь земляных белок.
— Но сегодня, сейчас, ты ее съешь.
— Чертово ружье, — пробормотал он.
— Таводи зло взглянул на него.
— Ружье — всего лишь инструмент, — сказал дед. — Инструмент, который тебе помогает. Но ты должен знать, когда им можно пользоваться. Я надеюсь, что ты помнишь, о чем я тебе говорил. Ты отнял чужую жизнь. Отнял необдуманно, безо всякого смысла. И должен чествовать это крошечное животное — должен его съесть.
— Я понял, — сказал он и сделал так, как сказал. Понадобился целый час на то, чтобы ободрать, освежевать, приготовить и съесть земляную белку, разжевав жесткое, будто с душком, мясо в кашицу и запив его холодной водой из ручья. Затем он похоронил шкурку, кости и внутренние органы и разровнял кострище.
— А теперь, — сказал Таводи, — если охота поупражняться, то я могу сделать вот что: привязать кусок дерева на леску и повесить ее раскачиваться на ветку дерева. Это быстро обучит тебя некоторым вещам: наводить ружье, вместо того, чтобы стараться прицелиться; стрелять с открытыми глазами и беречь каждый выстрел, потому что у тебя однозарядное ружье и времени перезаряжать его не будет.
Мне нравится мой винчестер, дедушка.
— Хорошо. Он будет долго тебе служить. Стариком будешь вспоминать, как Таводи подарил тебе винчестер на восьмое день рождение и как вскоре после этого радостного события заставил съесть земляную белку.
ebooksa