— Придется вам подождать, пока я сам с ним не переговорю.
— А когда это случится?
— Скоро. А пока давайте-ка я вам подолью.
После ужина, когда журналисты разбрелись по домам, Эштон вернулся в штаб и некоторое время провел на полевом телефоне. Добрался как можно дальше, а затем переключился на радиопередатчик. Дэйн был где-то на севере, как всегда в бою, делая быстрые разведывательные вылазки до следующей большой операции. Да-да, заверили майора, капитан
Дэйн свяжется с ним, как только сможет подойти к станции. Эштон прикрыл трубку рукой и внезапно увидел стоящую в дверях Сару Сандерленд: на ней было легкое летнее платье, и, несмотря на жару, казалось, что кожа у нее прохладна и свежа.
— Я увидела, что у вас свет горит, — сказала она.
Майор сунулся в нижний ящик стола, вытазил бутылку скоча и достал слегка грязноватый стакан и армейскую кружку.
— Выбирайте, — предложил он.
— Кружку.
Она села напротив майора, и он налил выпивку. Эштон чувствовал ее подчеркнутую сексуальность. Она была не из тех, с кем сразу Же начинают флиртовать, но во всем остальном…
— Ваше здоровье.
Они отпили неразбавленного скоча и посмотрели друг на друга.
— Майор Эштон, расскажите мне об американце — а, может быть, будем называть друг друга по имени?
— Меня зовут Билл. Сара… вы даете слово?
— Конечно.
Эштон откинулся на стуле, припоминая тот день, когда Дэйн впервые вошел в его кабинет.
— Он вошел так, словно к, себе домой, очень, уверенно. Молодой, хорошо сложенный человек, очень грациозный. Он шел, как ходят животные. Глаза у него странные — карие, но во время разговора они внезапно потемнели. Никогда не видел ничего подобного. Я, по-видимому, его здорово рассердил.
— А что вы сказали?
— Точно не помню, но, похоже, постарался узнать, как можно больше. Залез на чужую территорию. Забавно. Старался выведать о нем все, а, вместо этого, вышло так, что сам все о себе рассказал.
— А дальше?