– А ты чего не пошел с ними?
– Нет аппетита, да и бутерброды взял с собой. Ты-то пойдешь в столовую?
– Нет, если поделишься бутербродами.
– Поделюсь. Какова обстановка, командир?
– В общем-то, хреновая.
– Владимиров плотно закрыт?
– Суди сам.
Седов передал заместителю суть своего разговора с полевым командиром.
– Да-да, – проговорил Коновалов, – задачка перед нами не из простых. Будем работать через Харузи?
– А другого выхода нет. Вот только как заставить и майора, и начальника тюрьмы делать то, что надо нам?
– С Наджимом легче, его можно семьей припугнуть. Мол, не подчинишься, всех… Это действует. А вот с Харузи? По всему, малый он хваткий, хитрый, не чета начальнику тюрьмы. Поначалу, думаю, примет условия игры, цена которой его собственная жизнь, на территорию проведет штурмовую группу, сведет с Наджимом. А вот дальше предсказать его действия невозможно. И если он выйдет из-под нашего контроля, то всей операции хана. Как и всем бойцам штурмовой подгруппы, да и Владимирову. Харузи не посмотрит на то, что Наджим и его семья у нас. Поднимет тревогу, зная, что мы убьем начальника тюрьмы. Да на семью его майору наплевать. Главное, он предотвратит диверсию. И тогда без Наджима получит возможность занять высокий пост в новом правительстве.
– Ты прав, – вздохнул Седов, – значит, остается одно – играть на опережение и убирать Харузи в доме начальника тюрьмы.
Коновалов посмотрел на Седова:
– Это выход, а дальше?
– А дальше заставим Наджима вывезти Владимирова с территории, якобы по приказу его начальства. Семью придется изолировать.
– По-серьезному?
– Да нет! Не будем же мы убивать жену и детей араба? Просто обложим их в какой-нибудь дальней комнате муляжом взрывчатки, предупредим, чтобы не дергались. Скажем – вернется муж, освободит. Часа три так они просидят. А потом пусть поднимают шум. Мы уже успеем вернуться в Гарьян.
– Но Наджима нам тоже нельзя отпускать.
– Нельзя.
– Значит, и его, как Харузи, ликвидируем?