Трофейщик

Катя вынесла телефон в прихожую:

— Алло! Ленка? Это Катерина! Где вы бродите? Давайте быстро к нам. Мосты развели? Да уже свели давно! — Она замолчала, слушая Ленку. После долгой паузы сказала: — Понятно, ужас какой-то. Запиши наш телефон. — Она продиктовала номер, сказав «целую», повесила трубку и вернулась на кухню.

— Ребята, — громко сказала она, стараясь, чтобы ее услышали в общем шуме. — Ребята, да послушайте меня! Генка в больнице, его коммунисты на улице избили.

— Что-что? Какие такие коммунисты? Что ты несешь? — Игнат недоуменно поднял брови. — Как это?

— А вот так. На Дворцовой они с Ленкой гуляли, на них какой-то мудак накинулся, у них там митинг был или вроде того. Гена что-то ляпнул, на него и набросились. Ленка тоже ввязалась, и их обоих в ментовку забрали. У Генки сотрясение мозга, его сначала на Пионерскую отвезли, в травму для алкашей…

— Он что, пьяный был?

— Да нет, в том то и дело, что не пьяный. Просто подняли его на Дворцовой — без сознания лежал, ну и к алкашам сразу. Штраф выписали. А потом Ленка уже приехала, когда ее из ментовки отпустили, вытащила его оттуда, штраф заплатила. А за что, спрашивается? Ну вот, поехали они домой, а Гене по дороге совсем плохо стало, она его в Куйбышевскую сдала, сразу положили — тяжелое сотрясение. Она только что домой приехала, днем опять к нему пойдет.

— Вместе пойдем! — крикнул Алексей.

— Не трепыхайся. — Игнат оборвал его уже чуть досадливо. Пора было останавливаться. По опыту Игнат знал, что еще полчаса выпивки с такой интенсивностью, и Алексей уже никуда не поедет, рухнет прямо здесь. Молодой ведь еще, да и устал, как собака. Сейчас его еще нервы держат, а как расслабится — не поднимешь ничем. Пусть лучше в самолете отсыпается.

— Слушайте, господа, — начал Алексей, — что это такое происходит? Будет нам покой когда-нибудь или нет?! Что ж мы всю жизнь как между, простите за банальность, молотом и наковальней? Со всех сторон давят — там бандиты, тут коммунисты. Этим-то что надо? Им уж помирать пора, а они все куда-то наверх лезут. То, что они все сумасшедшие, — понятно, но почему их тогда не объявят вне закона, почему они митинги свои в центре города устраивают, почему людей избивают? Почему они не могут просто жить, свою судьбу устраивать, почему они только судьбы мира способны решать, а со своей не могут разобраться, перекладывают неудачи, вызванные собственной тупостью, на других, винят всех, кроме себя?

— Да ладно тебе, не горячись. Вот именно — подумай о себе сейчас. Нам, между прочим, скоро выезжать. Катя, поставь-ка кофейку, — приказал по-хозяйски Игнат.

Они выехали на такси втроем — Игнат, Алексей и Юраня. Ивана Давидовича, который сам начал к утру клевать носом, но все пытался уговорить их взять его с собой, почти насильно вытолкали в спальню и уложили на диван. Катерину тоже пришлось некоторое время уговаривать. В конце концов она осталась дома с поручением сидеть на телефоне.

— Игнат, а помнишь, как мы вот здесь познакомились? — спросил Алексей, когда они проезжали мимо «Горьковской».

— А то! Хотя на самом деле смутно. Я потом все помню, а как знакомились — не очень. Хорош я был.

— Что праздновали-то, ребята? — спросил водитель.

— Да уж, попраздновали. Друг вот у нас в Америку сегодня улетает.

— Ишь ты! Насовсем?

— Да нет, зачем мне насовсем, — вяло ответил Алексей. Не хотелось ему беседовать с водилой — он собирался рассматривать улицы города, как тогда, с Катериной, попрощаться с ними еще раз, спокойно подумать… Он вообще не любил эти полуобязательные разговоры в такси.

— В гости? — Водитель явно желал продолжения разговора, а беседа об Америке — тема для российских разговоров нескончаемая.

— В гости, — коротко ответил Алексей.