Трофейщик

— Поели, вот и хорошо. — Первый близнец привстал и протянул ему руку. — Филипп. Проходите, проходите, давайте знакомиться.

— Роберт Карлович. — Роберт прошел к столу и пожал теплую, крепкую руку Филиппа. Та же процедура повторилась и со вторым юношей, назвавшимся Митей.

— Эх, Роберт Карлович, Роберт Карлович! Вы хоть помните, как здесь оказались?

Роберт посмотрел Мите прямо в глаза — он верил ему, нельзя было не верить. И обманывать его было бессмысленно — уж Митя-то явно лучше знал о вчерашних приключениях Роберта.

— Не помню. — Голос Роберта не выказывал ни смущения, ни раскаяния — в нем слышалось даже что-то вроде гордости.

— Это мы вас сюда притащили. Если бы мы вас не взяли, то быть бы вам в милиции. А поскольку денег у вас нет, побили бы вас просто да и выкинули снова на улицу. А там, что бы с вами сталось, одному Богу ведомо. Так-то вот. Следить нужно за собой, Роберт Карлович.

— Закурить не дадите?

— Закурить дадим, но советуем бросить. Просто так, по знакомству. Вредно это вам. — Андрей протянул Роберту пачку «Мальборо». — Курите. — Митя щелкнул зажигалкой.

— Значит, так, — продолжал Филипп. — Я сейчас схожу к Сергею Степановичу, узнаю, как и что, а потом вы, Роберт Карлович, с ним поговорите. Может быть, поможем вам. Пропадете же.

— Вот такие дела, Виталий Всеволодович, — закончил Андрей. Они сидели дома у Лебедева — он, Андрей и Компьютерный. — А мы-то, дураки, старались, коврик ему пластиком мазали, взрыватели ставили, а тут приехала машина, бах-бах — и в дамки. Кто такие — хрен их разберет.

— Да, ребята, задали вы мне задачу. — Лебедев хмурился. — Значит, говоришь, сказали, что я сам их знаю?

— Так точно, ваше благородие.

— Ну ладно, ладно, не до шуток сейчас. Знают они меня… Ты-то не веселись особенно. Раз меня знают, значит, и на тебя тоже, если что, выйдут. Да, собственно, и вышли уже. Ты сам на них, вернее, вышел. Ладно. Поезжайте по домам, я буду думать. Надо с этим разобраться. Во всем этом есть только один хороший момент — с Ильгизом все закончилось. Нет худа без добра.

Но думать Лебедеву долго не пришлось. Через полтора часа он уже сидел на даче Якова Михайловича в кабинете и ждал пояснений, зачем же тот так срочно его вызвал. Яков Михайлович ходил по комнате и молчал. Молчал и Лебедев, не желая опережать события. Наконец Яков Михайлович сел за письменный стол, пошелестел бумагами, передвинул с места на место тяжелую, зеленого стекла чернильницу — пустую, стоявшую для украшения широкого, похожего на аэродром стола, и тихо сказал:

— Ну, рассказывай.

— О чем, Яков Михайлович?

— Подумай. — Хозяин говорил так же тихо, но, хорошо зная его, Лебедев понял, что тот сейчас взорвется. Так и вышло. — Что, гаденыш?! — Глаза Лебедева сверкнули и тут же погасли, но Яков Михайлович это заметил. — Ну, ты еще позыркай, позыркай. Давай еще разок — га-де-ныш. Нравится? Нет? Ну, Виталик, выкладывай, что у тебя было с Ильгизом! Все выкладывай, с самого начала. И моли Бога, чтобы на этот раз тебе выкрутиться. Мы с тобой сколько уже работаем? Лет тридцать, да? Так вот, гаденыш, я с тобой даже связываться не буду. Твои же дружки тебя на части разорвут. Стоит мне пальцем пошевелить. Не зыркай, не зыркай, не страшно. Конченый ты человек, Виталик. Да и человек ли вообще? Я-то, по крайней мере, честно свою работу делал. Всю жизнь. Да, такая работа собачья, но раз уж я за нее взялся, то…

— И сейчас тоже, Яков Михайлович? — не выдержал Лебедев. — И выборы ваши — тоже честно? И денежки мои для ваших депутатов, и квартирки через меня для этих идиотов, и войско ваше подпольное — тоже честно?

— Слушай, дружок. — Яков Михайлович внезапно успокоился, встал и подошел к Лебедеву. — Виталий, ты что, совсем дурак? Не верю. Был бы дурак, столько бы не прожил при твоей-то работе. Что ты несешь? Ты что, не понимаешь, насколько у нас с тобой разные весовые категории? Мы с тобой столько лет валандаемся, даже не «мы», а я, лично я тебя из дерьма вытащил, жизнь тебе спас, можно сказать. Какую-никакую, а жизнь. Ты что, недоволен? Я твои слова, конечно, мог бы расценить как угрозу, в этом случае сегодняшний день стал бы для тебя последним. Но я этого делать не стану. Я буду считать это эмоциональным срывом от нервного перенапряжения, в котором ты, видимо, находился несколько последних дней. Или часов, что, как мне кажется, ближе к истине. Короче говоря, Виталий, не будем ссориться, это нам ни к чему. А ты мне расскажешь все, что было у тебя с Ильгизом. И пожалуйста, не утаивай ничего. Я же тебя знаю, для тебя деньги всегда были превыше всего и с денег здесь ведь все и началось, так ведь? Что вы с ним торговали? Чем ты его завлек, а? Это очень важно, Виталий, очень. А мне ты можешь верить — раз уж я тебя раньше не сдал, какой смысл теперь, на старости лет? Ну, не нервничай, не нервничай, — Яков Михайлович похлопал по плечу размякшего Лебедева, — не тушуйся. Давай по порядку — что ты ему предложил?

— Оружие. — Голос Лебедева был тих и бесцветен, он почти не шевелил губами, словно чревовещал.