– Да ладно. Угощу страдальца за народное счастье.
– В «Кружке».
Мы встретились около пивного бара «Кружка» рядом с метро «Чкаловская». Он стоял немножко сгорбленный, пухленький, настороженно оглядываясь по сторонам. Увидев меня, широко и ехидно улыбнулся.
– Сегодня я плачу, – торжественно объявил он, махнув рукой в сторону гостеприимных дверей бара. С таким пафосом принято дарить заводы, уникальные алмазы или железные дороги.
– Заметано, – кивнул я, кажется, к разочарованию моего визави.
Мы устроились напротив плазменной панели. Время было раннее, народу немного, можно выбрать удобные места.
– Тебе темное или светлое? – спросил Глицерин.
– Мне эль.
– Пол-литра или ноль-три?
– Чего мелочишься. Две по ноль-пять. И свиные ребрышки.
Со вздохом Глицерин сделал заказ.
– Жить хорошо, – сказал я, отведав эля. – Хорошо жить еще лучше.
– Сам придумал?
– Ох, дите. Не знаешь классики советского кинематографа.
– Можно подумать, ты тогда жил.
– Историей интересуюсь. Тебе, как проводнику левых идей, наше имперское прошлое должно быть мило.
– Левые, правые… Дом надо взорвать, а потом решим, что на его месте строить.
– Что-то со взрывами у тебя неважно получается.
– Да ты знаешь… Да я вообще…
Он с сожалением прикусил язык, хотя его подмывало рассказать о своих подвигах.