Записали. Но ни формы, ни медикаментов не дали. Наташу собирали соседи. Одна, когда узнала, лекарства купила, вторая — какие-то продукты, третья — разовую посуду.
Наташа смотрит: у неё нет брюк. Уже три года, как не носила. Поправилась, из брюк вылезла. А надо же одеваться. Где брюки брать? В секонд-хэнд.
Подружка потащила на рынок: — Я знаю, где можно купить! Купили брюки защитного цвета. Маечка у неё была, старые кроссовки тоже валялись дома. Надели, напялили на себя.
Только Наташа вышла на улицу — ей:
— Ты куда собралась?
— Да надо там подняться…
— А, надо! Значит, так плохо?
— Да не плохо… Но надо подняться.
А домашние не знали, что она собиралась. Мама — в Гудауте. Дочка — в деревне.
Мама звонила каждый час: — Наташ, ну как там твои дела? — Нормально.
— Ты смотри, не вздумай! — Да нет, мама, я же старая… Куда я пойду! Тем более что этой зимой перенесла операцию на позвоночнике. Ей запретили носить тяжёлое. Да и сердечко пошаливало.
В Нижних Эшерах, где находился сборный пункт, собралось человек восемьдесят. «В списках нас было где-то триста, — подумала Наташа. — Просто не всех взяли». Все одеты в своё. В форме только те, у кого она осталась с войны. Но все вооружены.
«Не то что в августе 92-го, с ножами!» — обрадовалась Наташа.
Парней — под сотню, а медсестёр — всего две. Потом ещё одна прибежала, бросила своего младенца. В восемь утра собрались, а в одиннадцать всех посадили в грузовики, и они поехали.
По дороге ещё девчонку подобрали. Стоит, плачет перед поворотом на Кодор.
— Пешком пойду, если оставите…
Мол, как это без неё! Наташа подумала: «Видимо, побывала в военкомате, а её не пускают». Но скоро выяснила, что в военкомате та не была, нигде никогда не участвовала. Зелёная совсем.
Наташа:
— А ты выдержишь? Ведь полненькая, кругленькая, а надо тяжести таскать.
Та как захлопала глазами.
ebooksa