Проклятие изгнанных

22
18
20
22
24
26
28
30

Матвей, поняв, что мужчина потерял над собой контроль и его уже ничто, кроме силы, не остановит, поймал его за запястья, слегка потянул на себя, заваливаясь на спину, и броском через голову опрокинул бугая на спину.

Оказавшись на земле, Леонид на какое-то мгновенье растерялся. Еще бы, только что стоял на ногах, уверенный в том, что сметет со своего пути этого парня, как тут же мир перевернулся, и вот он уже беспомощно лежит, а ненавистный заступник сидит на нем верхом.

Пользуясь замешательством, Матвей схватил не успевшего прийти в себя мужчину за подбородок и сдавил:

– В следующий раз сделаю инвалидом!

Леонид лежал, хлопая покрасневшими глазами, и тяжело дышал.

Матвей встал, отряхнул джинсы и отошел к столу.

– Ну, все. Ты у меня еще пожалеешь… – перевернувшись на живот и медленно вставая на четвереньки, процедил Леонид и, выпрямившись окончательно, пошел прочь.

– Кто это? – глядя вслед громиле, спросил Матвей.

– Обломкин Леонид Геннадиевич, мой директор…

Матвей с Мартой переглянулись и прыснули со смеху.

Уж очень фамилия этого человека соответствовала сейчас обстоятельствам. Однако реакция Даши была совсем другой. Она вдруг громко всхлипнула, закрыла лицо ладошками и разрыдалась.

– Ну, что вы, в самом деле? – осуждающе посмотрела на Матвея Марта, взяла раскладной стульчик и поставила рядом с Дашей: – Садитесь…

Лизунов Колька, подобно жуку, попавшему в плевок, работал руками, чувствуя, как немеют плечи. Еще немного, и вот он уже погрузился с головой в тягучую и зловонную массу. Сделав над собой неимоверное усилие, Колька снова устремился вверх, с ужасом понимая, что на этот рывок ушли последние силы, и теперь его ждет неминуемая гибель от удушья в этой вязкой и липкой темноте. Обреченность и страх вырвались из глотки криком. Колька даже подумал, что, не выдержав напряжения, лопнут голосовые связки, однако, к своему удивлению, услышал лишь жалобный писк.

«Неужели все?» – молнией пронеслась в затухающем сознании мысль.

Однако обреченный организм сопротивлялся, как мог. Очередная доза попавшего в кровь адреналина заставила сократиться мышцы с новой силой. Странно, но куда-то вмиг пропала непонятная и страшная субстанция. Колька вдруг увидел яркий квадрат окна, заваленный разным хламом подоконник и батарею отопления. По мере того как окружавшие предметы обретали очертания, а размытое ломкой сознание собирало по кусочкам обстоятельства его нынешнего положения, в голове появились мучительные квакающие звуки, вызывающие странное ощущение безумного дискомфорта. Так он, наконец, понял, что лежит на брошенном на пол матраце, а в углу, правее окна, склонилась над детской кроваткой Кома. Худенькая, почти прозрачная, с жиденькими, слипшимися от грязи и пота волосиками блондинка была без какого бы то ни было намека на одежду. Две острые лопатки, разделенные неимоверно выпирающим позвоночником, делали ее похожей на увеличенного насекомого, которому оторвали крылышки. Кома лишь месяц сидит на «крокодиле», но он успел изрядно поживиться ее хрупким тельцем. В вены она уже колоть не может и делает уколы внутримышечно. Худые синюшные бедра были покрыты язвами. Странно, Колька закрыл глаза, когда Кома поднялась и направилась успокаивать зашедшуюся криком малышку, а открыл, когда она лишь склонилась над ним. Ему же за это время приснился сон, в котором он успел прожить целую жизнь.

Ребенок вновь заплакал, напоминая звуками квакающего лягушонка.

– Чего тебе не хватает? – с надрывом простонала Кома.

– Ширнуться хочет, – пошутил Колька, неожиданно удивившись своему остроумию.

– Уак-ква! – вскрикивала дочь.

– У-уу! – гудела Кома, пытаясь успокоить ее. Делала она это больше из-за того, что издаваемые крохой звуки добавляли внутренним ощущениям кошмарности.