Заскок был в майке, огромных семейных трусах и пляжных тапках.
– Чего не спрашиваешь, кто пришел? – перешагивая через порог, спросил Сурок, стараясь выглядеть понаглее. Ведь как себя поведешь с самого начала, так пойдет и дальше.
– Ты как узнал, где я живу? – оставив вопрос без ответа, оторопело уставился на Сурка Заскок.
– В домоуправлении, – пожал плечами Сурок, оглядывая стены с рваными, засаленными обоями.
– Не нравится? – заметив в его глазах брезгливость, усмехнулся Заскок.
– Ты чего раздетый? – насмешливо посмотрел на хозяина квартиры Сурок. – А если бы женщина пришла?
– Я никого не приглашал.
– Поговорить надо. – Сурок посмотрел через его голову в глубь квартиры, пытаясь понять, есть ли кто-то еще здесь, кроме него.
– Проходи. – Заскок чиркнул спичкой, сложил руки лодочкой, словно в квартире был ветер, и бережно поднес огонек к потухшей сигарете.
– Благодарствую, – с иронией произнес Сурок.
Они прошли на кухню. Пластиковый стол, старенький холодильник и уже давно забытые полочки, на которых стояла чистая посуда. Сурок задержал взгляд на двух горшках с цветами, стоявших на подоконнике, потом уставился на огромных размеров кота и недоверчиво спросил:
– Ты точно один живешь? – Уж очень не вязались эти два атрибута спокойной размеренной жизни с образом Заскока.
– Что тебя смутило? – Заскок проследил за взглядом Сурка и пояснил: – Матушка умерла, вот, как память остались.
– Давно? – вспомнив закрашенный провод, спросил Сурок.
– Что давно?
– Умерла.
– Год назад. Она не здесь жила, в деревне…
– Понятно, – осторожно опускаясь на табурет, словно он был раскаленным, кивнул Сурок.
– Ну, и какое же у тебя ко мне дело?
– Тетка у меня есть, – тихо заговорил Сурок, – давно за восемьдесят. Умом тронулась. Сидит безвылазно дома и в окно смотрит. Ходят к ней только женщина из социальной службы да соседка одна.